Александрова-Чукова Л. К. Богословский институт в Петрограде (1920–1923 гг.) как первый этап на пути восстановления духовных школ в виде академий и семинарий

 

 

На Светлой Седмице 16 апреля 1920 г. в голодном и холодном Петрограде состоялось яркое и без преувеличения самое значимое в послереволюционной жизни Русской Православной Церкви событие – торжественное открытие Богословского института, созданного по инициативе и трудами подвижников духовно-учебного дела, устроителями и попечителями которого стали приходские общины города. Это было единственное на то время в стране высшее духовно-учебное заведение. Настоящая статья, посвященная столетию Петроградского Богословского института, расскажет о его организации и деятельности, а также о его значении как первого этапа долгого пути восстановления богословского образования в стране в виде духовных академий и семинарий. Статья основана на материалах личного архива, статей и дневниковых записей ректора института протоиерея Николая Кирилловича Чукова (митрополита Ленинградского и Новгородского Григория; 1 февраля 1870 – 5 ноября 1955 гг.), председателя Учебного комитета Святейшего Синода (1946–1955 гг.).

Митр. Григорий с правнучкой Лидией. 1955 г.

Протоиерей Николай писал: «Духовные училища и семинарии, существовавшие до революции в каждой почти епархии, и четыре духовные академии – Московская, Петроградская, Киевская и Казанская – давали полное законченное образование детям духовенства и подготовляли богословски образованных кандидатов священства и работников просвещения. Несмотря на то что сословность этих учебных заведений налагала на их питомцев определенный отпечаток некоторой отчужденности от общества, а академичность преподавания и отрешенность его от жизни затушевывали пред сознанием питомцев этой школы необходимость для нужд церкви научной разработки выдвигаемых современной жизнью вопросов, тем не менее эта духовная школа давала возможность своим питомцам получать довольно широкое общее и глубокое религиозно-философское образование. По декрету Совнаркома “Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви” все духовно-учебные заведения в России с сентября 1918 г. прекратили свое существование, и Церковь была обречена на постепенное вымирание богословски образованных кадров духовенства. Это грозило понижением и даже прекращением религиозного просвещения среди верующих»[1].


С выходом этого декрета советской власти академии и семинарии утратили статус государственных учебных заведений, их финансирование прекратилось. Полулегально, выселенные из своих помещений, до начала 1920-х гг. продолжали действовать Казанская, Киевская и Московская духовные академии. Деятельность же Петроградской духовной академии прекратилась в 1918 г. Ее заслуженный профессор член-корреспондент Императорской Академии наук Н. Н. Глубоковский[2] писал ректору Киевской духовной академии епископу Василию (Богдашевскому)[3] 25 мая 1918 г.: «Положение академии — трагическое. Большевики с января ничего не платят (к[а]к и по Учил[ищному] совету), причиняли большие неприятности и держали под постоянною угрозой. Теперь уже прямо пишут в бывшую Академию и официально объявляют о скором закрытии, причем все мы увольняемся без пенсий и пособий. Церковная власть нынешняя забыла нас еще больше, чем прежняя. Пробуем спасаться под защитою Университета… оставляя всю нашу самобытность, но большевики и эту комбинацию отвергают. Пока еще не все надежды потеряны»[4].

Священный Собор на проходившей тогда третьей сессии немедленно же озаботился организацией богословского образования для кандидатов священства на новых началах, соответственно создавшимся условиям церковной жизни. Указами № 23 и 29, принятыми 19 сентября и 25 октября 1918 г. на заседаниях соединенного присутствия Священного Синода и Высшего церковного совета под председательством Патриарха, епархиальным архиереям было рекомендовано открывать по епархиям пастырские училища, которые могли бы до некоторой степени заменить упраздненные духовные семинарии и училища, и готовить кандидатов священства.

«Применительно к постановлениям Высшей церковной власти», 1 октября 1918 г. в Петрограде митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский) с разрешения Комиссариата народного просвещения в северо-западной башне Александро-Невской лавры открыл Богословско-пастырское училище. Его учредителем стала корпорация бывшей духовной семинарии, преподавателями – образованные монахи Александро-Невской лавры, непосредственным организатором и руководителем – бывший преподаватель Петроградской духовной семинарии Иван Павлович Щербов[5]. Несколько видоизменив указанную из церковного центра структуру училища, сделав курс обучения трехлетним и открыв в него доступ женщинам (для обучения преподаванию Закона Божия), Щербов расширил его цели, чтобы готовить не только кандидатов священства, но и давать возможность религиозного просвещения всем ревнителям православной Церкви.

Трехлетний курс обучения в училище включал богословские, философские науки и языки. В него принимались мужчины и женщины православного вероисповедания от 18 лет, с образованием не ниже четырех классов средних учебных заведений. На первый курс были приняты бывшие воспитанники 3-го и 4-го классов духовной семинарии, а на второй курс — окончившие общеобразовательную школу: всего 50 человек, в том числе 3 девушки. Преподавать планировалось Священное Писание, Ветхий и Новый Заветы, догматическое и пастырское богословие, церковную историю, апологетику, основы церковного права, церковное проповедничество, методику Закона Божия, церковное богослужение, церковно-славянский язык и церковное пение. Училищу удалось получить «на хранение» библиотеку духовной семинарии[6], однако Щербов думал о большем. Он хотел, чтобы целая сеть таких очагов религиозного просвещения разного типа – от низших до высших – раскинулась по территории Петроградской епархии.

9 апреля 1919 г. Щербов обратился к митрополиту Вениамину с докладной запиской: «Русская Церковь как для организации прихода, так и для выявления ее истины пред неверующими и иноверными нуждается в убежденных, образованных и практически подготовленных деятелях и пастырях... Среди русских людей немало лиц, убежденных в истине православия, которые желали бы послужить Церкви, но среди них мало богословски и практически к этому подготовленных. С другой стороны, эти лица разъединены и не знают, где и как восполнить пробелы своего церковного образования. Все это выдвигает на передний план как… неотложный, вопрос об учреждении церковных курсов, кружков, училищ, которые могли бы привлечь и объединить вокруг себя по возможности всех желающих работать в новых условиях церковной жизни… К духовному образованию должен быть открыт свободный доступ всем желающим послужить Церкви: не только юношам, но и взрослым, не только мужчинам, но и женщинам. В Петрограде как культурном центре Северной и отчасти всей России должно быть открыто высшее духовное училище, куда поступали бы лица с полным средним и высшим образованием. Таким училищем мог бы являться Богословский институт, устроенный по типу высших специальных учебных заведений и имеющий своей целью подготовку просвещенных, духовно-настроенных пастырей и деятелей православной Церкви в Петроградской епархии»[7].

Митрополит сочувственно отнесся к соображениям Щербова и предложил ему детально разработать изложенные в докладной записке начала устройства новых духовно-просветительных учреждений, в частности Богословского института. Действительно, с закрытием духовной академии в обществе и в церковных кругах Петрограда возникла потребность в подобном учебном заведении. Это также давало бы возможность всем ищущим разрешения религиозных и церковно-практических вопросов получать таковые в научно-обоснованном виде из вполне компетентного духовно-учебного заведения.

В июле 1919 г. Щербов представил митрополиту Вениамину выработанные им проекты «Положений»: о Богословском институте, о Богословских курсах и о Богословском кружке. Проектировалась стройная система религиозного образования. Богословские кружки и Богословские курсы – низшие ступени духовного образования, Богословско-пастырское училище – средняя, Богословский институт – высшая ступень. Богословские кружки планировалось организовать при местных приходских церквах. Их цель заключалась в ознакомлении с учением православной Церкви. Богословские курсы предполагалось открыть в каждом благочинническом округе. Богословско-пастырское училище имело специальную цель подготовки священнослужителей для Петроградской епархии. Богословский институт должен был давать высшее богословское образование, разрабатывать богословские и церковно-практические вопросы, выдвигаемые жизнью, и, не замыкаясь в стенах одного учебного заведения, развивать широкую просветительную деятельность, устраивая публичные лекции, кружки, курсы, братства, издавая журнал, брошюры и т. п.[8]

 

Подготовка к открытию Богословского института

 

Представленные Щербовым проекты были одобрены митрополитом, и 1 августа 1919 г. на проекте «Положение о Богословском Институте в Петрограде» он написал: «Проект одобряю. Ввиду большой нужды в богословски-просвещенных людях для служения Церкви и обнаруживаемого внимания к богословскому просвещению со стороны общества, необходимо поспешить с открытием института. На составителя проекта возлагаю дальнейшую работу по организации и учреждению института, как то: составление сметы, сношение с разными учреждениями и лицами и т. д.»[9]. Проекты «Положений» были опубликованы в «Петроградском церковном вестнике»[10]. Приходские общины Петрограда заинтересовались поднятым вопросом, и некоторые из них (например, Покровско-Коломенский приход во главе с настоятелем протоиереем В. А. Акимовым), стали обсуждать его на своих приходских собраниях.

20 августа 1919 г. Щербов по рекомендации митрополита пригласил к себе для знакомства, уяснения целей планировавшегося института, подбора предметов преподавания и профессоров настоятеля университетской церкви Всех святых, в земле Российской просиявших, протоиерея Николая Чукова, бывшего Олонецкого епархиального наблюдателя церковно-приходских школ и бывшего ректора Олонецкой духовной семинарии в Петрозаводске, хорошего организатора, имевшего большой административно-педагогический опыт[11]. Поскольку знающие люди посоветовали Щербову, чтобы ходатайство об открытии института перед Комитетом просвещения было возбуждено не от имени митрополита, а от лица приходских советов, протоиерей Николай взял это ходатайство и собрал подписи своих прихожан – старосты храма академика профессора Б. А. Тураева, профессоров В. Е. Тищенко и Л. П. Карсавина, и академика А. А. Шахматова, которые легли в основу обращения к властям. На отдельных листах были собраны подписи в Андреевском и Благовещенском приходах. Свои подписи под обращением к властям поставили представители приходского совета Казанского собора, общин Владимирской, Скорбященской, Знаменской и других церквей[12].

По инициативе отдельных приходских собраний 13 октября 1919 г. в Лавре в покоях митрополита и в его присутствии было созвано Общее собрание уполномоченных 26 приходских общин Петрограда и частично епархии с участием представителей от Петроградского университета и бывшей духовной академии, на котором вопрос об учреждении Богословского института как высшего духовно-учебного заведения участники приняли с полным сочувствием. Была организована «Комиссия духовно-учебных заведений Петроградской епархии», которой следовало в течение месяца пересмотреть составленный Щербовым проект «Положения о Богословском Институте», составить смету, выяснить источники средств содержания и подготовить все необходимое для открытия учебного заведения.

Комиссия работала под председательством протоиерея В. А. Акимова. В ее состав вошли профессора Петроградского университета А. И. Введенский, Л. П. Карсавин, мч. Ю. П. Новицкий, академик Б. А. Тураев, протоиереи Л. К. Богоявленский, Н. С. Рудинский, Н. В. Чепурин, Н. К. Чуков, профессора А. С. Николаев и Ф. К. Андреев; И. П. Щербов и В. Б. Шкловский[13]. Комиссия пересмотрела «Положение» об институте применительно к запросам текущей церковно-общественной жизни, разработала смету на его содержание, уяснила источники на ее покрытие, подыскала помещение – Патриаршие палаты на подворье Троице-Сергиевой лавры. Одновременно с разработкой «Положения о Богословском Институте» перед Комиссариатом просвещения было возбуждено ходатайство об открытии этого учреждения и 16 сентября 1919 г. разрешение было получено. 23 октября Центральный жилищный отдел по учету и распределению помещений предоставил для института третий этаж дома № 44 на набережной реки Фонтанки «с мебелью, которая остается под ответственность вселяемого»[14].

1 декабря 1919 г. в покоях митрополита состоялось второе Общее собрание уполномоченных приходских общин Петрограда и епархии с участием Академии наук, университета и Православного Палестинского общества, на котором Комиссия духовно-учебных заведений представила рассмотренный ею проект «Положения о Богословском Институте в Петрограде», смету расходов и указала возможные источники средств. Собрание единогласно одобрило проект «Положения» как «достаточно полно исчерпывающий все стороны жизни и деятельности Института, составленный соответственно церковно-практическим и научно-богословским нуждам и запросам Православной Церкви и современным требованиям Советской власти и в полной мере обеспечивающий правильный порядок и строй высшего православного училища, надлежаще гарантирующий как участие в делах управления им епархиальной власти и приходских общин, так и участие наставников его и учащихся в церковно-приходской деятельности самих общин»[15].

Также единогласно была одобрена смета в сумме 544 тыс. рублей (по тогдашнему курсу), на 9 месяцев, до 1 сентября 1920 г., и намеченные Комиссией источники средств для первого года: покрытие недоимки по епархиальной раскладке сборов с церквей за 1918–1919 гг., тарелочные и кружечные сборы в храмах в некоторые праздничные дни. Сразу же начали поступать частные пожертвования: на этом собрании протопресвитер А. А. Дернов от имени «бывшего придворного духовенства» передал открывающемуся институту 10 тыс. рублей и сделал ценное пожертвование в его библиотеку.

Избранная на собрании делегация (И. П. Щербов, профессора Ю. П. Новицкий и А. С. Николаев) во главе с митрополитом посетила Москву, где «Положение о Богословском институте в Петрограде» рассмотрели Святейший Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший церковный совет. 17 декабря 1919 г. Положение было утверждено Патриархом, с разрешением открыть институт с начала 1920 г. На документе Патриарх написал: «Приветствую учреждение Института и призываю на предстоящую его деятельность Божие споспешествующее благословение»[16].

По возвращении делегации из Москвы, протоиерей Николай Чуков побывал у Щербова, который рассказал ему о поездке. После чего о. Николай записал в дневнике, что главным вопросом, который обсуждался в Москве, был вопрос о желательности избрания ректора из духовных лиц (См. Приложение, документ № 1).

Комиссия духовно-учебных заведений продолжала свою организационную работу, и для первого учебного года наметила 12 наставников: 6 профессоров (Н. Н. Глубоковский – Священное Писание Нового Завета, А. И. Бриллиантов – история Вселенской Церкви, Л. П. Карсавин – чтение греческого новозаветного текста и творений святых отцов Восточной Церкви, Н. О. Лосский – религиозная метафизика, Ф. К. Андреев – христианская апологетика, Б. А. Тураев – литургика) и 6 преподавателей (И. П. Щербов – догматическое богословие, протоиерей Н. В. Чепурин – церковное проповедничество, протоиерей Н. К. Чуков – христианская педагогика с дидактикой Закона Божия, архимандрит Николай (Ярушевич) – пастырское богословие, П. П. Мироносницкий – церковнославянский язык и церковное пение, В. Б. Шкловский – латинский и новые языки[17].

«Положение о Богословском Институте в Петрограде» предусматривало участие в Совете института шести представителей приходских общин, духовных и светских поровну, поэтому второе Собрание уполномоченных приходских общин 1 декабря 1919 г. избрало из своей среды в состав Совета института протоиереев В. А. Акимова, Н. С. Рудинского, Н. Ф. Платонова, профессоров А. С. Николаева и Ю. П. Новицкого, а также инженера Л. И. Шпергазе. В таком составе 2 января 1920 г. Совет Богословского института был утвержден митрополитом[18].

23 января 1920 г. в институт на первое заседание Совета приехал митрополит Вениамин. Он отслужил молебен, сказал речь, затем приступили к выборам. Избранный ректором института наместник лавры архимандрит Николай (Ярушевич) отказался от этих обязанностей, и на следующем заседании 6 февраля 1920 г. на это место избрали протоиерея Н. К. Чукова, проректором И. П. Щербова, секретарем Совета протоиерея Н. В. Чепурина, библиотекарем профессора Ф. К. Андреева, казначеем и заведующим хозяйственной частью студента иеромонаха Макария (впоследствии архиепископ)[19]. Для решения специально учебных вопросов – рассмотрения планов учебных занятий, приема студентов и т. п. – ректор и проректор приняли решение организовать из наставников «педагогическую комиссию».

Третье Общее собрание уполномоченных приходских общин Петрограда, состоявшееся 12 февраля 1920 г., одобрило действия Комиссии духовно-учебных заведений, после чего она прекратила свою деятельность, поскольку структура института уже была сформирована в виде Совета и исполнительного органа – Правления, которое, согласно «Положения», Совет выделил из своей среды. В Правление вошли: ректор, проректор, протоиереи Н. В. Чепурин (секретарь) и В. А. Акимов, профессора Ю. П. Новицкий, А. К. Андреев и А. С. Николаев. Совет и Правление, согласно § 16 «Положения», в случае необходимости, могли приглашать на свои заседания «сведущих лиц».

На этом собрании протоиерей Н. К. Чуков, уже как ректор, сделал свой первый небольшой доклад от имени Совета института: о составе преподавателей, выборах, предполагаемых лекциях в Великий пост, о записи слушателей. Для того чтобы привлечь к институту внимание верующего народа, слушателей и заинтересованных лиц, а приходские общины расположить к пожертвованиям и отчислениям на его содержание, Совет решил неотложно, с марта 1920 г., начать читать публичные лекции богословского характера как в помещении института, так и в различных районах Петрограда[20]. В церкви Троицкого подворья было намечено в течение Великого поста, на пассиях, провести религиозно-нравственные беседы.

Ректор занялся переговорами с преподавателями и «хождением по комиссариатам» для получения разрешений на публичные лекции, на составление и печатание объявлений, заказал печати и штамп и т. д.[21] Он писал в дневнике 28 февраля 1920 г.: «С объявлениями не так-то скоро дело устроилось. Ходил два дня. Потребовали разрешение исполкома на самое устройство публичных лекций. Принес. Как нечто одиозное для власти, разрешение подверглось сомнению и по телефону справлялись, кто подписал. Но, не добившись толку, разрешили, чтобы отвязаться. В Отделе реклам удивились, что разрешено печатание объявлений (правда, не отдельными плакатами, а в “Листке объявлений”). Оказались там сочувствующие (Ф. П. Нестеров)[22], которые взялись устроить все… В пятницу (27, II) все было готово, и он занес сам ко мне 150 экз[емпляров], а 2500 экз[емпляров] в тот же день [были] расклеены по городу. Сегодня уже заходила одна особа, желавшая слушать курс в Институте, к сожалению, уезжающая на Пасху. Являлся и другой – Мусс, неправославный, с богословским уже образованием лютеранским, в качестве вольнослушателя… 18 февраля / 2 марта... День хлопотливый. Утром был в Главной архивной комиссии[23], где Виталий Ив[анович] Ромишевский[24] выяснил мне, что дело наше с изданиями Тузова[25] вполне обеспечено»[26].

Расклеенные 27 февраля по городу в общественных местах объявления извещали о публичных лекциях и об открытии записи о приеме слушателей в институт по нескольким адресам: «У прот[оиерея] Н. К. Чукова (Невский, д. 11, кв. 19); у И. П. Щербова (лавра); у прот[оиерея] Н. В. Чепурина (Канонерская, 29, кв. 1) с 5 час[ов] вечера и у арх[имандрита] Софрония (Фонтанка, 44, вход с Троицкой, 3)»[27].

Еще до открытия института были прочитаны публичные лекции: 2 марта – профессором Л. П. Карсавиным («Основы христианства»), 4 марта – профессором Н. О. Лосским («Бог в системе органического миропонимания»), 9 марта – академиком профессором Б. А. Тураевым («Монотеистическая струя в древних религиях»), 11 марта – профессором Ф. К. Андреевым («Воскресение тел»), 16 марта – протоиереем Н. В. Чепуриным («Искупитель и искупление»), 18 марта – П. П. Мироносицким («Крест Христов в церковных песнопениях»), 23 марта – архимандритом Николаем («Духовная жизнь христианина и ее законы»), 25 марта – профессором А. И. Бриллиантовым («Торжество христианина»), 30 марта – протоиереем Н. К. Чуковым («С Христом или без Христа (о воспитании детей)»), 1 апреля – И. П. Щербовым («Кончина века»)[28]. В дневнике ректора сохранились его впечатления о прочитанных лекциях (см. Приложение, документ № 2).

18 марта 1920 г. на первом заседании Правления института был принят выработанный ректором проект «наказа», регулирующего распределение дел между Советом и Правлением, обсуждалась повестка следующего заседания Совета и вопрос о порядке открытия института. Было принято решение открыть институт торжественно, пригласив представителей от ученых и учебных заведений, инославных исповеданий и т. п. В дальнейшем Правление занималось организационно-хозяйственными и экономическими вопросами.

27 марта протоиерей Н. К. Чуков решал с митрополитом вопросы о порядке открытия, приглашенных лицах, религиозно-просветительном обществе при институте, о дне общеприходского совещания и о пасхальном богослужении[29]. 28 марта 1920 г., согласно представлению митрополита, ректор и проректор были утверждены в своих должностях сроком на 3 года[30].

К настоятелям всех приходских церквей Совет института обратился с просьбой об осведомлении приходских общин о лекциях и особенно о Богословском институте. Вместе с тем Совет просил настоятелей предложить приходским советам приискивать в своих приходах лиц, которые по своему церковному настроению, способностям и образованию могли бы быть рекомендованы ими в качестве питомцев института, одновременно могли бы работать в церковно-просветительной области в своем приходе, а в будущем считаться кандидатами на священно-церковнослужительские должности[31].

К середине апреля 1920 г. в состав слушателей института записались уже 74 человека, из которых 57 были зачислены студентами, 13 вольнослушателями и для 4 человек был назначен коллоквиум для дальнейшего определения их положения. Мужчины составляли 45 человек, женщины – 23 человека. Возраст слушателей – от 18 до 50 лет. 28 из них имели высшее образование, 42 – среднее, 4 человека – ниже среднего[32]. К апрелю 1920 г. в результате церковных сборов и пожертвований в кассу института удалось собрать почти 293 950 рублей, и можно было приступать к его открытию и началу занятий[33].

Прием студентов и слушателей продолжался до октября 1920 г. К этому времени число поступивших составило 146 человек[34]. Вместо юношей, прошедших курс духовной семинарии, в институт поступали взрослые люди, были среди них и пожилые, сознательно стремившиеся к уяснению и углублению своего христианского мировоззрения, а нередко и прошедшие основательную научную подготовку.

 

Открытие Богословского института

 

Открытие института было назначено на Пятницу Светлой Седмицы 16 апреля 1920 г. Приглашения на торжество отправили всем настоятелям церквей, ученым и представителям инославных исповеданий.

Торжество началось в 6 часов вечера молебном в храме Троицкого подворья. Служил митрополит Вениамин с наместником Александро-Невской лавры архимандритом Николаем, протоиереями Л. К. Богоявленским и В. А. Акимовым, архимандритом Софронием (подворье Троице-Сергиевой лавры), протоиереями Н. К. Чуковым, П. А. Кедринским (благочинный 4-го округа, настоятель Владимирской церкви), Н. С. Рудинским (настоятель церкви святых Бориса и Глеба), Н. В. Чепуриным (кладбищенская Смоленская церковь), П. П. Балыковым (Казанский собор), В. А. Венустовым (Преображенский собор). Диаконствовал слушатель института Козлов, пели певчие подворья. Специальный чин молебна составили Б. А. Тураев и протоиерей Н. К. Чуков[35].

Торжественное заседание продолжилось в помещении института. Ректор произнес речь о задачах и характере деятельности учебного заведения (см. Приложение, документ № 3). Затем последовали обращения и приветствия. Первым к ректору обратился председатель «Комиссии духовно-учебных заведений» протоиерей В. А. Акимов и в переданной «Памятке» изложил пожелания и ожидания «Комиссии» от института. Далее с приветствием выступил единоверческий епископ Симон[36], указавший на теоретическую постановку прежнего семинарского образования, которой необходимо избегать. От лица приходских общин выступил профессор А. С. Николаев[37], ярко обрисовавший те задачи, которые должен преследовать институт по подготовке пастырей и вообще просвещенных деятелей для епархии. С приветствиями выступили также представители Академии наук (Б. А. Тураев), Петроградского университета (Л. П. Карсавин), 1-го и 3-го Педагогических институтов, представитель римско-католических приходов Петрограда и др. (см. Приложение, документ № 4).

Митрополит в своей речи особо подчеркнул, что ему хотелось бы видеть в институте не столько учебное заведение, сколько школу, похожую на школы первых веков христианства – Александрийскую, Антиохийскую, куда все верующие обращались за удовлетворением своих религиозных запросов, и откуда широко разливалось религиозное влияние на окружающий мир.

«С такими благословениями, напутствиями и предначертаниями, Богословский Институт с 20 / 7 апреля приступил к своим занятиям. В Москву Святейшему Патриарху Тихону за подписью ректора была направлена телеграмма: «Богословский институт вчера торжественно открыт. Совет, корпорация и слушатели испрашивают благословения и молитв Вашего Святейшества»[38].

В отсутствии государственного финансирования духовно-учебных заведений в послереволюционные годы, институт не мог бы состояться без материальной поддержки со стороны верующих. Поэтому на собрании 13 октября 1919 г. в Лавре в покоях митрополита была создана и вторая комиссия – по организации «Общеприходского совещания по делам православных церковных общин Петрограда и его окрестностей» (см. Приложение, документ № 5), которую первоначально также возглавил протоиерей В. А. Акимов. Власти однако не желали регистрировать «Совещание», и после нескольких переработок устава, только 15 ноября 1920 г. его зарегистрировали как «Общество православных приходов Петрограда и его губернии»[39]. О том, как начиналось объединение духовенства и активных членов приходских советов в церковно-общественную организацию Общество приходов (до 15 ноября 1920 г. – Общеприходское совещание), ставшую учредителем и попечителем института, протоиерей Н. К. Чуков писал в своем дневнике (см. Приложение, документ № 6).

23 апреля 1920 г. в помещении института состоялось четвертое Общее собрание уполномоченных приходских общин (Общества приходов), на котором ректор сделал доклад об открытии института, начале занятий, положении учебно-вспомогательных средств и поступлении денег. Затем был заслушан новый проект устава Общеприходского совещания и произведены выборы в его Правление: Председателем был избран протоиерей Н. В. Чепурин, товарищами председателя – протоиерей Л. К. Богоявленский и А. С. Николаев, секретарем о. Лев (Егоров),[40]. 23 мая 1920 г. состоялось торжественное служение в Исаакиевском соборе по случаю начала деятельности Общеприходского совещания, на котором служил митрополит и некоторые члены Правления из духовенства. Народу собралось довольно много, однако представители не от всех приходов Петроградской епархии участвовали в данном торжестве[41].

Распорядительным органом Общества являлось Общее собрание уполномоченных, избираемых входящими в состав Общества приходами по 3 от каждого, сроком на 3 года. Правление Общества состояло из избираемых Общим собранием уполномоченных представителей приходов (30 членов и 10 кандидатов в члены) сроком на 1 год. Обществу предоставлялось право «устраивать, с соблюдением декретов РСФСР, и с особого каждый раз разрешения в Петрограде и его губернии богослужебные и религиозно-просветительного характера публичные собрания, издавать и распространять религиозно-просветительного характера книги и журналы, образовывать при себе богословские и ученые и учебные заведения и библиотеки, организовывать уроки З[акона] Б[ожия] для взрослых и детей. Расходы по Обществу покрываются взносами приходов – членов общества»[42]. Задачи Правления заключались в оказании содействия общине в ее приходской жизни. По Уставу, Правление могло ходатайствовать перед властью по делам тех приходов, которые входят в состав Общества приходов[43].

В Правление вошли по 2–3 представителя от вошедших в Общество 70–80 приходов (из 236, существовавших в Петрограде в 1922 г.). Таким образом, Правление объединяло примерно 200 человек. На заседаниях обычно присутствовали не менее 10–25 человек[44]. В приходах в то время насчитывалось по 10–15 тыс. человек, и таким образом, Общество объединяло значительную часть верующих Петрограда[45].

Деятельность Общества приходов была нераздельно связана с Богословским институтом, оно финансово и организационно обеспечивало его существование. В Правление Общества изначально вошли некоторые члены комиссии духовно-учебных заведений, а с открытием института – члены Совета; в помещении института находилась канцелярия Общества, проходили собрания Правления, отделов и комиссий, в которых участвовали некоторые наставники института, привлеченные ими лица, а также студенты[46].

Протоиерей Н. К. Чуков с 13 октября 1919 г являлся членом комиссии по организации Общеприходского совещания, и первоначально на него возлагалось секретарство в ней. Он отредактировал составленные Ю. П. Новицким некоторые положения Устава совещания («о задачах совещания, совершенно умолченных в Соборном приходском уставе»[47]). Отказавшись от председательства в Правлении вследствие большой занятости, он был избран его членом и председателем духовно-учетного (информационного, следящего за строем епархиальной церковной жизни на местах), учебного, просветительного и издательского отделов. В состав Правления совещания также входили протоиереи В. А. Акимов (хозяйственный отдел), А. И. Введенский (просветительный отдел) Б. А. Тураев (богословский отдел), о. А. И. Боярский (административно-организационный отдел), о. И. И. Заборовский (издательский отдел) и др.

Своей задачей Общество приходов ставило освобождение Церкви от разрухи, которую в нее принесла революция: «Очистить богословский строй от несоответствующих измышлений, укрепить расшатавшуюся дисциплину и в пастырях, и в мирянах, упорядочить богослужения, поддерживать открытие богословских курсов и обучение З[акону] Б[ожию] при храмах и в целом оживить церковную жизнь в епархии, стоя на твердой основе канонов и церковной традиции»[48].

Президиум Общества приходов поднимал вопросы, а Правление и отделы (первоначально комиссии) после обсуждения их решали. Одним из первых шагов Общества (8 марта 1920 г.) стало решение финансового вопроса – о церковных сборах на разного рода нужды как благочиннического округа, так и общеепархиальные. Было предложено распределить всю годовую сумму сборов между церквами округа для уплаты помесячно, а размер обложения каждой церкви наметили «по чутью» и при участии представителей из всех церквей округа, разделив сумму на 100 частей. Так, например, на маленькую университетскую церковь пало 0,02 общей суммы, т. е. 1 тыс. рублей в месяц, так как общую сумму сбора совещание предположило в 600 тыс. рублей на округ[49].

14 июня 1920 г. в Правлении Общества были заслушаны доклады Б. А. Тураева о богослужении и о. А. И. Боярского о церковной дисциплине. Выступления вызвали обсуждение, и их решили распространить по приходам. Также зашла речь об издании хорошего «Православного церковного календаря»[50] на следующий год. На собрании Правления 13 июля 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков был избран редактором. Он написал для календаря все общие календарные сведения, Евангельские и апостольские чтения на год, статью о религиозном просвещении детей, дополнить которую отдал протоиерею Н. В. Чепурину; отредактировал статьи И. П. Щербова (о Богословском институте) и о. А. И. Боярского (о регистрации, дисциплине и о браке и разводе). Протоиерей И. И. Заборовский был избран техническим редактором; он написал для календаря передовую редакторскую статью. О. Иннокентий (Тихонов) написал богослужебные заметки. Севцентропечать дала разрешение к напечатанию календаря на 1921 г., и Заборовскому было выдано на расходы 700 тыс. рублей[51].

20 октября на собрании отдела дисциплины обсуждался вопрос о практиковавшейся некоторыми священниками так называемой общей исповеди. Было решено разделить труд по составлению доклада об этом: Д. Ф. Огнев взял историческую часть вопроса, протоиерей Н. К. Чуков – обоснование допустимости общей исповеди, о. А. И. Боярский – порядок и границы ее проведения.

25 октября 1920 г. на собрании Правления речь шла о сильной католической пропаганде в Петрограде: о том, что у католического епископа ежедневно устраиваются собрания ксендзов, на которых обсуждаются вопросы по борьбе с православием. Решено было «открыть лекции», протоиерею Н. В. Чепурину поручили представить доклад, а в ближайшие дни направить в костел священников Боярского и Заборовского, Д. Ф. Огнева и др. 29 ноября 1920 г. в помещении института заседала противокатолическая комиссия Общества приходов, которая решила: «1) просить Институт организовать лекции специалистов по католичеству… 2) уяснить меры и способы к тому, чтобы православие “поочистилось” от нежелательных наслоений, и позаимствовать в практику приходской жизни кое-что полезное и от католичества; 3) открыть в Институте специальную кафедру по западным исповеданиям»[52]. 11 декабря 1920 г. председателем правления Общества приходов был избран Ю. П. Новицкий, товарищами председателя – В. Н. Бенешевич и протоиерей Н. В. Чепурин, секретарями – В. Н. Яцкевич и С. И. Зенкевич.

Общество приходов решало много вопросов, и один из важных был о взаимоотношениях со старообрядческой Церковью. Протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике 4 июля 1921 г.: «Во вторник и четверг у меня собиралась комиссия с епископом старообрядческим Геронтием[53] по вопросу объединения старообрядцев и новообрядцев... Наметили ряд вопросов, на которые “мы” д[олжны] дать ответ, после чего опять соберемся для суждений. Трудно на что-либо надеяться при их упорном отстаивании строя XVII века и при нынешних стремлениях к приближению устава и строя богослужебного к потребностям современной жизни»[54].

В ноябре 1921 г. в Правлении Общества обсуждался вопрос о месячных курсах для подготовки руководителей детских хоров, которые 20 января 1922 г. открылись в помещении института. На ректора возложили чтение четырех лекций по общей методике и психологии[55]. Обсуждало Правление и вопрос об отношениях с Епархиальным советом, который к Обществу относился не вполне дружелюбно[56], и средств Богословскому институту при открытии не выделил. В то же время протоиерей Н. К. Чуков не отказывался ни от участия в просветительных меропрятиях, проводимых Епархиальным советом, ни от контактов с его председателем протоиереем М. П. Чельцовым (см. Приложение, документ № 6).

Но вопрос о взаимоотношениях Общества приходов с Епархиальным советом не считался актуальным, поскольку еще 8 мая 1920 г. вышел декрет советской власти о ликвидации или взятии Епархиальных советов под особый контроль, и к концу 1920 г. они повсеместно были ликвидированы. Также запрещались епархиальные собрания. В таких условиях Общество приходов оставалось единственным официально разрешенным властями объединяющим приходы центром, действовавшим в каноническом единении с правящим архиереем. В то же время Правление Общества приходов являлось «чисто общественной организацией и никакого отношения в порядке подчинения к митрополиту не имело. Никого из членов Правления митрополит уволить не мог»[57].

Общество приходов стало пульсом епархиальной жизни, не только немедленно реагируя, но и поднимая острые вопросы церковной жизни епархии и своевременно предоставляя митрополиту квалифицированную информацию и проработанные в комиссиях вопросы. Так, в Архипастырском послании от 20 декабря 1921 г., обращаясь к духовенству епархии, митрополит Вениамин писал: «Во исполнение распоряжений Святейшего Патриарха для предупреждения нововведений и исправления отступлений при совершении богослужений, главным образом литургии, предлагаю обязательно руководиться указаниями, принятыми на собрании благочинных петроградских церквей, проредактированными мною и напечатанными в Православном церковном календаре на 1922 год». Относительно общей исповеди – вопроса, еще год назад проработанного правлением Общества приходов и доложенного митрополиту, архипастырь указывал: «К обязательному исполнению предлагаю пастырям Петроградской церкви совершать общую исповедь только по действительной нужде, всякий раз с епископского разрешения, в случае невозможности получения его – с обязательным докладом по совершении»[58].

На общем собрании Общества приходов 3 января 1922 г. присутствовал 81 человек. 17 января 1922 г. на выборах членов Правления в голосовании участвовали 32 человека, председателем был переизбран Ю. П. Новицкий, товарищами председателя избраны протоиерей Н. К. Чуков, архимандрит Сергий (Шеин), протоиереи Н. В. Чепурин и А. В. Петровский; в отделы выбраны Н. А. Елачич, Н. М. Соколов, протоиереи Л. К. Богоявленский и Н. В. Чепурин, В. Н. Максимов – архитектор, служивший в Отделе охраны памятников, и др. В 1922 г. в Правление Общества приходов входили также протоиерей В. А. Венустов, Д. Ф. Огнев, юристконсульт лавры И. М. Ковшаров, Л. Д. Аксенов – арендатор епархиального свечного завода, клирик Казанского собора протоиерей Т. А. Налимов и староста К. М. Сопетов, протоиерей Ф. Д. Филоненко и др.

В июле 1921 г., когда встал вопрос о необходимости помощи голодающим, на заседании Правления Общества приходов по предложению митрополита была избрана комиссия для организации сбора пожертвований, председательство в которой владыка взял на себя. В храмах начались сборы средств, но 8 сентября митрополит выпустил воззвание о прекращении деятельности комиссии, поскольку власти приостановили деятельность Церковного комитета помощи голодающим. Однако в 1922 г. власти изменили свое решение, и 16 февраля 1922 г. Правление Общества приходов возобновило деятельность этой комиссии.

Но когда 10 марта 1922 г., направленные митрополитом в соответствии с ранее достигнутыми им договоренностями с властям о добровольности пожертвований верующими на нужды голодающих, представители Общества приходов Ю. П. Новицкий и Н. М. Егоров прибыли на заседание с представителями властей, они оказались в курируемой ГПУ комиссии по изъятию церковных ценностей, где от них вместо обсуждения процесса сбора средств потребовали участия в обсуждении способов изъятия, обвиняли в саботаже, грозили «забрать митрополита и других», «расправиться» и т. п. Что вскоре и было сделано[59].

 

Первый год деятельности Петроградского Богословского института

 

В течение первого учебного года лекции в Богословском институте читались 4 раза в неделю в помещении института в вечерние часы (с 17.30 до 21.00), обыкновенно по 4 лекции в день на первом курсе и по 5 – на следующем. По средам в помещении института проходили публичные лекции[60]. В основу учебного плана института была положена система образования бывших духовных академий: введены богословские, философские и церковно-исторические, а также ряд новых предметов[61].

В то же время характер преподавания и, в частности, лекций отличался от прежнего: обращалось внимание на внутреннюю, психологическую сторону богословских наук, которая имела бы отношение к религозно-нравственному опыту слушателей. Введенный в программу института предмет «история религии» входил ранее в состав предмета «основное богословие», а «религиозная метафизика» заменила прежние начальные основания философии, знакомя с новыми тогда направлениями, наиболее благоприятствовавшими религии и христианству.

Введенные в институте новые предметы потребовали от преподавателей самостоятельных изысканий и творчества. Так, «агиология», должна была знакомить с житиями святых и другими памятниками, конкретно изображающими разнообразные подвиги людей веры и высокого духа; «христианская мистика» – с природой, духом истинной мистики в отличие от нехристианской (буддийской, теософской) и неправославной (католической, протестантской); «христианское обществоведение» – с церковным взглядом на социально-экономические вопросы и явления; «христианская педагогика» – со свойствами человеческого духа в его падшем и возрожденном состоянии, в частности с психологией детской души и благодатными средствами воздействия на нее; «христианское искусство» – с церковною живописью, архитектурой и поэзией; «история русского религиозного самосознания» – с общим ходом и направлением умственных исканий русского общества в области религиозно-нравственной, с указанием самобытных особенностей подобных исканий[62]. Совет института ставил своей целью не схематическое преподавание курсов, а переработку их заново, где существенное иллюстрировалось наиболее выразительными, характерными частностями, особенно имевшими отношение к действительности того времени, а все второстепенное, имевшее только археологический интерес, могло быть опущено[63].

Большинство профессоров активно занимались научной деятельностью. Перед тем, как Советом института профессор или преподаватель избирался на ту или иную кафедру, он обычно читал одну или две испытательные лекции, т. е. выборы проходили на конкурсной основе. Протоиерей Н. К. Чуков к чтению своего курса лекций начал готовиться уже в ноябре 1919 г. – наметил программу, читал пособия, стремясь разработать ту часть психологии и педагогики, которая оставалась менее разработанной вследствие позитивистского направления в науке – о духе, о сердце и его жизни, о его воспитании, как и о воле. Считая, что громадное значение имеет опыт христианских подвижников, он положил их исследования (в «Добротолюбии») в основание курса лекций, дабы это была действительно «христианская педагогика»[64].

Почти по всем предметам велись и практические занятия, на которых обсуждались вопросы, касавшиеся христианского вероучения, разбирались и опровергались отрицательные взгляды, в совместной беседе со студентами вырабатывались ответы с указанием, в какой форме преподавать их интеллигенции, и как для народа устраивать и вести кружки библейские, апологетические, миссионерские, катехизаторские, как заниматься по Закону Божию с детьми и подростками[65].

Форма практических занятий была самая различная: рефераты, краткие или подробные извлечения из указанных книг, журналов и т. п. Главной целью являлось развитие самодеятельности учащихся. Участвуя в разработке вопросов, студенты сами добывали нужный материал: например, об отрицательных взглядах, обращающихся в обществе, узнавали из журналов, брошюр, публичных бесед, лекций, частных разговоров; а для опровержения и положительного их разъяснения производили собственные изыскания или изучали подходящую литературу.

Студенты уже в начале первого года обучения выбрали из своей среды старостат – совет старост, председателем которого был избран о. Макарий. В ведении старостата находились все студенческие дела: забота о записи и издании лекции, выбор из своей среды представителей для участия в Совете института, обращения в Совет с представлениями о нуждах студентов, распределение получаемых от Совета из особого денежного фонда пособия между студентами в случае их болезни и других тяжелых жизненных обстоятельствах. Совет старост устанавливал связь с приходами на предмет сбора пожертвований на институт и училище, организовывал братские собрания студентов для общения между собой и с наставниками, с литературно-музыкальной частью и т. п.[66]

Совет института на своих периодических собраниях продолжал организационную и проводил свою руководящую и методическую работу: составил правила о замещении вакантных кафедр; в целях объединения религиозно-просветительной деятельности в епархии разработал условия, которым должны удовлетворять пастырские училища и те богословские курсы, которые желали бы присвоить себе наименование «пастырских»; составил «Положение о заведывании богословско-благовестническими курсами в Петрограде и Петроградской епархии», которые в 1920–1921 гг. открывались в различных районах города.

На одном из первых своих заседаний Совет института в целях объединения православных церковных людей, преимущественно деятелей просвещения и культуры, в их стремлении к глубине и полноте их церковной жизни и в их работе по раскрытию и проведению в сознание и жизнь христианского общества решения религиозных и церковно-практических вопросов, вызывавшихся жизнью в 1920-х гг., выработал основные начала организации при Богословском институте особого Религиозно-просветительного общества и Братства св. Софии[67].

После революций 1917 г., несмотря на все тяготы того времени, а возможно и благодаря им, церковная жизнь в Петрограде переживала небывалый подъем. Церковь обретала новых членов, как и после революции 1905 г. возродилось стремление к объединению православных в кружках и братствах[68]. А. Краснов-Левитин в своих воспоминаниях писал: «Когда меня спрашивают о том, как я себе представляю идеальную церковную общину, я всегда вспоминаю Питер 20-х годов. Только недавно закрылись Петроградская духовная академия и семинария; закрылись все церковные журналы, издательства, богословские и философские общества. И все профессора, магистры, кандидаты богословия, церковные писатели — все хлынули на приходы»[69]. Такой «идеальной общиной» стала университетская церковь, настоятель и прихожане которой внесли свой вклад в организацию в Петрограде Богословского института.

Однако не вся профессура «хлынула» на приходы, поскольку в «красном Петрограде» в новых условиях продолжилась и религиозно-философская жизнь творческой интеллигенции Серебряного века. Кружок М. С. Соловьева «Братство Аргонавтов» и русских символистов начала XX в. (В. Иванова, А. Белого, В. Брюсова, С. Трубецкого, Д. Мережковского, З. Гиппиус и др.) объединяло учение В. С. Соловьева о св. Софии как женственном начале в Боге, неустанными поисками «познания» которого они занимались[70]. Своей задачей эти объединения ставили идейную подготовку приближающегося революционного взрыва. Проводившиеся с 1901 г. по инициативе «богоискателей» и под присмотром православной Церкви религиозно-философские собрания в 1903 г. были закрыты обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым[71].

Но идея не умерла и продолжилась в созданном в 1907 г. Религиозно-философском обществе (РФО), состоявшем из тех же последователей Соловьева, а также из «обновленцев», требовавших не только обновления православной Церкви в духе времени, но и замены ее учения неким «новым религиозным сознанием»[72]. Неудивительно, что деятели РФО радостно встретили февраль 1917 г., и не испугались «Великого Октября»[73].

В декабре 1917 г. сотрудники Публичной библиотеки Г. П. Федотов, Н. П. Анциферов и А. А. Мейер с супругами и Л. В. Преображенская организовали кружок «Воскресенье». Постепенно на роль лидера вышли А. А. Мейер и К. А. Половцева (ранее была секретарем РФО). Первоначально кружок являлся идеологическим преемником «левого крыла» – Санкт Петербургского РФО, большинство участников которого скептически относились к православной Церкви, считая, что в ней невозможно свободное развитие христианских идей; «истину» они искали на путях объединения христианства и социализма[74]. Деятельное участие в кружке «Воскресенье» принимали также И. М. Гревс, философ С. А. Алексеев (Аскольдов), большевичка С. Л. Маркус, пианистка М. В. Юдина и др.

С «Воскресеньем» были связаны еще несколько религиозно-философских кружков. В декабре 1919 г. в Петрограде деятели РФО объединились в так называемую «Вольную философскую ассоциацию» (Вольфила), филиал которой имелся и в Москве, и укрепили таким образом свои силы в борьбе с ортодоксальным православием и традиционными ценностями русского народа[75]. Возглавляли «Вольфилу» Андрей Белый и Иванов-Разумник, отмечавшие извращение «подлинной революционности» большевиками и призывавшие к более глубокой «революции духа» и созиданию «культуры свободы»[76]. Результатом этой кипучей деятельности «реформаторов» стало резкое усиление нападок либеральной прессы на православное духовенство[77].

Согласно § 3 «Положения о Богословском институте» «распространять в обществе христианские понятия» – и в противовес «Вольфиле» 18 марта 1920 г. после первого заседания Правления института протоиерей Н. К. Чуков, И. П. Щербов, Ю. П. Новицкий и Ф. К. Андреев обсудили вопрос об организации при институте религиозно-философского общества и Братства св. Софии[78]. «Платформу» для братства они решили взять из прежнего устава «св. Софии»[79], наметили характер дятельности и лиц, к которым желательно ректору обраться с письмом и, доложив Совету института, испросить благословение митрополита[80]. Как «ректору, мечтающему объединить верующую интеллигенцию», Щербов подарил протоиерею Н. К. Чукову на именины 17 февраля книгу «Записки религиозно-философских собраний 1901–1903 гг.»[81], в которых он в свое время участвовал.

30 апреля 1920 г. ректор внес на обсуждение Совета института доклад об организации религиозно-философского общества: «Обстоятельства времени настойчиво выдвигают основные религиозные и философские вопросы и повелительно требуют их разрешения. Образуются различные общества и ассоциации, ставящие себе задачей обсуждение и разрешение этих вопросов. Но все эти общества и ассоциации стоят большей частью на основе материалистического мировоззрения и, таким образом, подходят к разрешению этих вопросов односторонне. В противовес такого рода обществам и ассоциациям было бы необходимо создать такое религиозно-философское общество, которое бы разрабатывало и обсуждало религиозно-философские вопросы, выдвигаемые жизнью, – на основе идеалистического мировоззрения и таким образом людей, искренно ищущих истины, ближе подводило бы к Церкви»[82].

Доклад был одобрен Советом, и как «лаборатория» для разработки богословских и церковно-практических вопросов при институте было образовано религиозно-философское научно-богословское общество и Братство св. Софии. Кружок «софистов» собирался главным образом дома у протоиерея Н. К. Чукова. На первом собрании 20 мая 1920 г. помимо него присутствовали И. П. Щербов, Ю. П. Новицкий, Ф. К. Андреев, Л. П. Карсавин, С. С. Безобразов (епископ Кассиан), протоиерей Н. В. Чепурин, И. М. Гревс и О. А. Добиаш-Рождественская[83].

На втором собрании был заслушан доклад Ф. К. Андреева «о том, кого понимали наши предки под Софией», после которого протоиерей Н. К. Чуков записал в дневнике: «Залезание в философию, приплетание “женского начала” к Божеству, обожествление человечества во Христе и обособление в какую-то особую (четвертую) ипостась... Дело, по-видимому, гораздо проще: Ипостасная Премудрость – Сын Божий, мыслимый в полноте Егo дела спасения. А празднование в честь Богоматери – просто русская безграмотность»[84]. В дальнейшем богословскими аспектами «софиологии» члены Братства св. Софии не занимались.

Братство св. Софии пополнялось путем избрания новых членов, по рекомендации двух или трех своих членов. В его состав допускались лица старше 18 лет, «связанные сходством мировоззрения». Ядро братства, помимо профессоров института, составляли прихожане университетской церкви. Кроме организаторов в него входили протоиереи М. В. Митроцкий, П. П. Аникеев; С. А. Алексеев (Аскольдов), Г. П. Федотов, Н. П. Анциферов, профессор М. Д. Приселков, А. А. Франковский, химик профессор В. Г. Тищенко, церковная писательница Е. А. Лебедева, профессор В. Н. Бенешевич, игуменья Афанасия[85], о. Лев (Егоров), о. А. И. Боярский и др., а также члены семей протоиерея Н. К. Чукова, Б. А. Тураева, профессоров Н. И. Лазаревского и Г. Ф. Церетели. Собрания начинались и заканчивались кратким молебном, чин которого было поручено составить протоиерею Н. К. Чукову и Б. А. Тураеву. Затем члены Братства читали и толковали Евангелие, обсуждали религиозно-философские и насущные вопросы церковной жизни: о вере, религии, православии, обряде, о мерах по борьбе с растущей антирелигиозной и католической пропагандой, об отношениях Церкви и государства и о «будущем Церкви», о старообрядчестве и условиях объединений с ним (была избрана комиссия для составления записки об этом) и многие другие[86].

Для примера приведу еще одну дневниковую запись протоиерея Н. К. Чукова о собрании «софистов» 5 января 1921 г.: «В понедельник вечером было собрание… Евангелия не толковали, только прочитали 13-ю главу Матфея, занимались вопросом о положении Церкви в государстве. Я прочел практические вопросы, выработанные нами накануне со Щербовым. Но вопрос сначала пошел в сторону принципиальную – о вселенских и национальных задачах Православной Русской Церкви, дошел даже до общего вопроса о возможности достижения задачи ввиду отступления в конце веков. В конце концов, подошли ближе к цели: согласились, что Церковь – есть Мать, руководящая человечеством и, как таковая, она знает куда ведет. Но Церкви надо строиться, занять независимую позицию, и вот для того, чтобы знать, как поставить Церковь, надо уяснить: 1) задачи внешнего строительства и 2) задачи внутреннего строительства ее»[87].

В Братстве св. Софии были намечены некоторые темы публичных лекций для института (о библейской критике, мироздании, дарвинизме, жизненном содержании догматов, правдивом освещении истории православной Церкви и др.), и лекторы, которых желательно пригласить. На собраниях Братства возникла идея об устройстве полуиноческого общежития для студенток института.

Учитывая рекомендации Братства, Совет института принял решение о чтении лекций по отдельным предметам. Так, был введен курс лекций по психологии как подсобный при кафедре христианской педагогики, который поручили прочесть священнику В. Ф. Пищулину. Профессор университета Н. И. Лазаревский прочитал цикл из 14 лекций о взаимоотношении Церкви и государства в различных странах Европы и Америки. 3 апреля 1921 г. выступила с лекцией ученица И. М. Гревса, первая женщина – доктор всеобщей истории О. А. Добиаш-Рождественская. Через участие в Братстве в корпорацию института влились С. С. Безобразов, протоиерей П. П. Аникиев, И. М. Гревс и др.[88]

21 февраля 1922 г. после служения митрополита Вениамина с о. Николаем Чуковым в университетской церкви все отправились домой к Л. П. Карсавину пить чай. Собралось много профессоров, и И. М. Гревс «сказал сердечную речь о единении цвета науки с Церковью и о несомненном возрождении “с востока”… Многие говорили; говорил и я, указав на факты: два года назад в этот день в храме “было не более десяти человек профессоров”, теперь собралось несколько десятков; если так пойдет, то торжество возрождения и единения — не за горами. Дай Бог!», – писал протоиерей Н. К. Чуков в дневнике[89].

Впоследствии ученик Гревса Безобразов писал: «Когда в советское время усилиями церковно-общественных и академических кругов был основан на месте закрытой большевиками духовной академии Петроградский Богословский институт, ученики И. М., ранее его вошедшие в состав его преподавателей, старались привлечь и… нашего учителя, впервые поставившего нас на этот путь. По своей исключительной совестливости он долго отказывался. Он мнил себя недостаточно церковным. Его согласие, которого мы, наконец, добились, было для нас великою радостью и великим торжеством»[90].

Петербургский историк В. С. Брачев писал, что «с весны 1920 г. начался процесс возвращения “вторичан” (кружок “Воскресенье” собирался по вторникам) в лоно православной Церкви. Инициаторы кружка все еще оставались вне лона православной Церкви, но евреи крестились и попадали под влияние православных священников, обличавших А. А. Майера в “мережковских ересях”, что заставило, в конце концов, и самого А. А. Майера также вернуться в лоно православной Церкви»[91]. Дневниковые записи протоиерея Н. К. Чукова также свидетельствуют о том, что некоторые члены Вольфилы и кружка «Воскресенье» «искренно ищущие истины», пришли в Петроградский Богословский институт (Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин), и в Братство Св. Софии (Г. П. Федотов, С. А. Алексеев-Аскольдов, Н. П. Анциферов)[92].

Собрания «софистов» продолжались чуть больше года, за это время члены Братства собирались не менее 30 раз. Вследствие большой занятости ректора и других профессоров в Обществе приходов, к середине 1921 г. собираться участники стали реже. Последнее собрание Братства св. Софии состоялось 29 июня 1921 г. Третье братство с тем же названием было основано в 1924 –1925 гг. и объединило виднейших религиозно-философских писателей и духовенство в эмиграции. Устав третьей «св. Софии» был утвержден управляющим Западноевропейскими приходами митрополитом Евлогием (Георгиевским)[93].

6 июня 1920 г. причт Казанского собора пригласил весь институт на службу. Приходской совет благословлил учебное заведение Казанской иконой Божией Матери, которую передал ректору сам митрополит. В этот же день собор поздравил владыку Вениамина с 3-летием его избрания на Петроградскую кафедру. После литургии, перед молебном, председатель приходского совета о. Н. К. Либин (впоследствии епископ Лужский Амвросий) обратился со словом к митрополиту, прося его благословить институт на борьбу с неверием. Владыка благословил, а ректор его поблагодарил и ответил: «Задачи, возложенные на ин[ститу]т, чрезвычайны, ожидания, к нему предъявляемые, громадны, между тем силы наши обычны, слабы; условия – далеко не благоприятны. Нам нужна поддержка, сочувствие, ободрение, нужна благодатная помощь Божия. И вот здешний, приходской совет, совет одного из наиболее видных наших приходов, – все это дает нам в этом приношении, в этом светлом даре»[94]. Затем институт вместе с причтом собора приветствовал владыку. Выступили студент А. М. Толстопятов (впоследствии Молотовский епископ Александр)[95] и клирик о. П. П. Балыков. После молебна митрополита приветствовали староста собора и от Общества приходов протоиерей Н. В. Чепурин[96].

27 июля 1920 г. Совет института по инициативе профессора Ю. П. Новицкого заслушал особое заявление профессорской комиссии, подписанное Н. Н. Глубоковским, А. И. Бриллиантовым и Ф. К. Андреевым о возведении в звание профессоров протоиерея Н. К. Чукова, И. П. Щербова и П. П. Мироносицкого. Протоиерей В. А. Акимов заявил, что он против возведения, потому что вопрос возбуждается случайно, рано, до окончания не только года, но и семестра, нет автобиографий, нет списка трудов с авторитетным отзывом о них, и что было бы целесообразнее избрать особую комиссию, которая подробно установила бы порядок, условия и время возведения в профессорское звание. Ректор присоединился к мнению протоиерея в части себя, поскольку не имел ученой степени и преподавал только с 1911 г., а И. П. Щербова и П. П. Мироносицкого просил бы возвести, поскольку Мироносицкий формально имеет право как магистр, а Щербов – профессорский стипендиат, преподающий 20 слишком лет, имеющий готовые, хотя и не отпечатанные издания, и работавший в религиозно-философской библиотеке. Н. Н. Глубоковский возражал В. А. Акимову, находя, что возведение не «рано», а «поздно» и что надо было сразу это сделать, и что «организация ученого дела есть истинно ученое дело; даже больше, чем написание какой-нибудь книжки; что теперь нет возможности и печатать, и необходимо смотреть на дело с точки зрения только фактической работы» и что протоиерея Н. К. Чукова он знает и как ученика, и по церковной школе, и как ректора и «покровителя науки» в семинарии. В результате голосования ректор получил 7 голосов «за» и 1 «против», а Шербов и Мироносицкий – по 6 голосов «за» и по 2 «против». 27 июля 1920 г. все трое были удостоены звания профессора[97].

Согласно § 41 «Положения о Богословском Институте в Петрограде», с открытием института Богословско-пастырское училище было с ним соединено как подготовительная ступень, в экономическом, учебно-педагогическом и частично в административном отношении. При соединении курс училища был увеличен за счет присоединения к нему подготовительного класса, а Совет Богословского института нашел необходимым повысить требования к поступающим в институт, обязав их сдавать коллоквиум по Священному Писанию Нового Завета, по общей церковной истории, по апологетике, литургике и этимологии греческого языка. Обращалось большое внимание на письменные работы студентов и на их участие в работе кружков (семинарий)[98].

К этому времени в число преподавателей училища помимо архимандрита Николая (Ярушевича), который с момента открытия училища преподавал литургику, вошли и другие насельники лавры: иеромонах Гурий (Егоров) стал преподавать Новый Завет, иеромонах сщмч. Иннокентий (Тихонов) — Ветхий Завет, а иеромонах Лев (Егоров) — методику Закона Божия. Новыми членами педсовета училища к 1922 г. были избраны профессора Ф. К. Андреев и П. П. Мироносицкий, священники В. Колчев и П. Левицкий, о. А. Боярский, иеромонах, будущий архиепископ Серафим (Протопопов) и помощник секретаря митрополита Вениамина Л. Н. Парийский[99].

Училище начало свой второй учебный год 1 марта 1920 г., а завершило 1 апреля 1921 г. В итоге 13 человек остались на том же курсе, 23 переведены на второй, часть из них поступила в Богословский институт. 22 декабря 1920 г. училище из Александро-Невской лавры переехало в помещения института на набережную Фонтанки, д. 44[100]. К этому времени в институте преподавалось 29 богословских предметов, в училище – 15.

С момента учреждения училище содержалось на средства Епархиального совета, который не выразил желания материально поддержать открывавшийся институт и был ликвидирован в конце 1920 г. При объединении учебные заведения стали содержаться на общие средства, хотя каждое по особой смете. Все расходы на заведения покрывались церковными сборами в 4 праздничных дня в году, главным образом в храмах Петрограда, вошедших в Общество приходов.

В епархии функционировали разного рода простейшие курсы. Протоиерей Н. К. Чуков по этому поводу писал: «В понедельник был у митрополита, докладывал… о соборе, об институте, о фонде и об унив[ерситетской] церкви. Оказывается, он совсем не разрешал благовестн[ическим] курсам повсеместный сбор, а те сделали в ущерб интересам института»[101]. Для упорядочения процесса церковных сборов в епархии, по поручению Совета, в институте была создана особая комиссия, разработавшая вопрос о его взаимоотношении с училищем, а также института и училища с многочисленными курсами при благочиниях, претендовавшими на статус «пастырских»[102].

При передаче институту библиотеки духовной семинарии, которая находилась «на хранении» у заведующего училищем Щербова, оказалось, что ее хочет забрать детская трудовая колония, в 1919 г. разместившаяся в здании духовной академии. Заведующий подал жалобу в Комиссариат просвещения о ее якобы «расхищении». 28 февраля 1920 г. ректор, по ходатайству Совета, добился передачи библиотеки институту «для пользования и хранения под его ответственность». Кроме того, в институте собиралась и собственная неплохая библиотека. Институт получил издания Археографической комиссии, издания бывшего книгопродавца Тузова, книги из библиотеки гр. Мирковича[103], богословские и религиозные издания из разных национализированных книжных складов Петрограда, и после кончины профессора И. П. Соколова приобрел всю библиотеку почившего (около 1 тыс. томов за 1 млн. рублей). Вдова почившего академика Тураева безвозмездно передала институту книги из его библиотеки[104].

В декабре 1920 г. при институте открылся особый Отдел для заведования церковно-книжным фондом, учреждение которого разрешил Отдел печати Петргубисполкома, имевший возможность отбирать книги религиозного и церковно-богослужебного содержания из различных книжных складов и библиотек города и распределявший их между приходскими общинами. Заведование этим Отделом было поручено иеромонаху Льву (Егорову)[105].

Первоначально профессора Богословского института трудились за символическую плату. Так, с января по сентябрь 1920 г. они получали 250 рублей за 40-минутную лекцию. Собрание уполномоченных приходских общин Петрограда 1 декабря 1919 г. утвердило рассчитанную протоиереем Н. К. Чуковым смету на содержание института до 1 сентября 1920 г. в сумме 544 000 рублей[106]. В действительности же, до 1 сентября 1920 г. в кассу института поступило 2 283 722 рубля 33 копейки сборов по церквам и пожертвований, и институт смог увеличить оплату лекций профессоров до 750 рублей[107]. Протоиерей Николай писал о том, как трудно жилось в те годы: «Для ориентации в этих цифрах нелишнее заметить, что в то время 1 килограмм хлеба расценивался около 750–1000 руб[лей]»[108]. Профессора Богословского института получали «академический паек»[109] по линии светских советских научных учреждений, где они работали.

В таком учреждении получил работу и «паек» и ректор института протоиерей Н. К. Чуков. В июле 1918 г. за «недоброжелательное отношение к советской власти» он был в 24 часа выселен из пределов Олонецкой губернии «с выбором места жительства по своему усмотрению»[110] и прибыл в Петроград, где А. Ф. Шидловский[111], совместно с которым протоиерей Николай много трудился на благо родного края, пригласил его работать научным сотрудником в Северное отделение Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС)[112] при Российской Академии наук. Работа в Акдемии наук, также как и общение с учеными-прихожанами университетской церкви, очень помогала протоиерею Н. К. Чукову многого добиваться для института, в том числе и в административных учреждениях советской власти.

Когда в марте 1920 г. выяснилось, что из поданного ректором списка Щербов, Мироносницкий и протоиерей Чепурин паек не получили, протоиерей Н. К. Чуков приложил максимум усилий и добился для всех преподавателей пайка еще до включения института в число научных учреждений. За содействием он обратился к члену Петроградской Комиссии по улучшению быта ученых и члену Объединенного Совета научных учреждений и высших учебных заведений Петрограда, ученому секретарю КЕПС академику А. Е. Ферсману[113].

Начавшиеся в марте 1920 г. публичные лекции по просьбе приходских общин к июню 1920 г. велись уже в 12 пунктах Петрограда: в Богословском институте, на Киевском подворье, в церкви св. Екатерины, в православной Эстонской церкви, в Скорбященской церкви, во Введенской церкви Петроградской стороны, в Новосивковской, Спасо-Колтовской, Михаило-Архангельской Коломенской церквах, в церкви у Путиловского завода и в женском Воскресенском монастыре[114]. Протоиерей Н. К. Чуков писал: «Для оживления приходской жизни хорошо было бы членам правления Общеприходского совещания бывать в разных приходских собраниях и налаживать приходскую жизнь, будить, вводить инициативу и т. п. Но беседы… и религиозно-нравственные лекции и чтения – как можно шире и шире. Этого сейчас требует народ»[115].

Помимо ректора и профессорско-преподавательского состава института в чтении публичных лекций принимали участие профессора университета, бывшей духовной академии, некоторые лица из духовенства и члены Братства Св. Софии. Привлекали внимание слушателей главным образом лекции апологетического содержания. Публичные лекции были временно отменены в марте 1921 г. когда в городе ввели комендантский час из-за Кронштадского восстания.

В августе 1920 г. профессор Н. Н. Глубоковский писал епископу Василию (Богдашевскому), советуя устраивать подобные просветительные лекции в Киеве: «В Питере ведется много религиозных чтений… Обыкновенно бывает здесь так, что чтение, сказанное в одном средоточном месте (напр[имер], в Богосл[овском] институте), повторяется при разных церквах, более центральных или жаждущих — иногда до 5-ти раз, хотя с небольшими вариациями и приспособлениями. Так легче поддерживать непрерывный цикл, и охватить возможно широкий круг»[116]. Организация публичных лекций стоила Совету, Правлению института и лекторам большого труда в силу разбросанности пунктов, отдаленности местожительства лекторов, которым из-за отсутствия трамваев, особенно в «буржуазных» центральных районах города, и особенно по воскресеньям, приходилось иногда проходить пешком до 15 км в день[117].

Значительными событиями в общественно-религиозной и научной жизни Петрограда стали проводимые Богословским институтом религиозные собрания в память о выдающихся деятелях. 1 июня 1920 г. – по случаю исполнившегося 100-летия со дня рождения С. М. Соловьева в институте была совершена литургия с панихидой, перед которой ректор рассказал о замечательном русском историке. На богослужении присутствовали приглашенные ученые и представители высших учебных заведений Петрограда, которые после богослужения устроили в помещении Народного комиссариата просвещения торжественный акт, посвященный памяти историка[118].

На религиозном собрании 18 июля в честь прп. Сергия Радонежского с докладами выступили профессор М. Д. Приселков («Преподобный Сергий и его время»), профессор Ю. П. Новицкий («Жизненный подвиг преподобного Сергия»), профессор Ф. К. Андреев («Преподобный Сергий как служитель Св. Троицы»). Личность святого была охарактеризована с трех сторон: церковно-государственной, исторической и религиозно-мистической. На этом собрании в помещении бывшего «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной Церкви» на Стремянной улице присутствовали до 2 тыс. человек. Протоиерей Н. К. Чуков закончил собрание словами: «В те тяжелые дни, когда все идейное, русское, национальное как будто отодвигается назад, забывается, имеет большой смысл приводить на память имена и дела людей, строивших Русь, укреплявших веру, насаждавших благочестие. Уважаемые лекторы осуществили эту задачу, ярко и полно обрисовав личность прп. Сергия… Я думаю, что я выражу мысль всех присутствующих, если принесу почтенным лекторам глубокую благодарность»[119]. Собрание 10 октября было посвящено св. Димитрию Ростовскому. 19 октября 1920 г. институт отметил память о. Иоанна Кронштадтского[120].

Несомненным недостатком духовно-учебного заведения ректор и Совет института считали отсутствие собственного храма. Несколько показательных церковных служб было устроено институтом в храме Троицкого подворья, но это не вполне устраивало его хозяев, поэтому протоиерей Н. К. Чуков при каждой возможности брал студентов служить вместе с ним в Казанском соборе и других храмах.

14 июля 1920 г. институт совершал всенощное бдение в Скорбященской церкви на Шпалерной улице; ректор служил всенощную, участвовали также студенты, протоиереи А. А. Дернов, В. А. Акимов и др. Настоятель Скорбященской церкви протоиерей Г. А. Сербаринов, а также протоиереи Н. К. Чуков и А. А. Дернов говорили поучения[121]. О. Николай писал: «В субботу вечером служил с Митрополитом на Троице-Сергиевом подворье; употреблялись нами институтские ризы; читали наши студенты. На другой день служил с Митрополитом же в Сергиевом соборе (по приглашению о. Иоанна Васильевича Морева – настоятеля)[122]. В этот день посвящался во иерея первый студент нашего Института Анатолий Михайлович Толстопятов, сам профессор высшей математики и помощник директора Пожарно-Технического института, имеющий свои труды,окончивший Морской корпус и Артиллерийскую академию. Я потому тут и служил, а накануне служил в Спасосенновской церкви, где тот же Толстопятов посвящался в сан диакона. Кстати, там чествовали настоятеля о. А. В. Петровского по случаю 15-летия священства. Был и на обеде. Опять сближение»[123].

25 октября 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков писал: «Был у Ю. П. Новицкого, где был Митрополит, с которым, между прочим, побеседовал об уделении для Богословского Института на Рождестве одного вечера и об устройстве в Институте своей церкви. Вечером с Митрополитом попал на торжественное служение вечерни и молебна к Знамению, где были собраны церковные братства. Прошло богослужение торжественно. Были речи Митрополита, о. Н. Ф. Платонова, о. Льва и о. Иннокентия»[124].

16 ноября 1920 г. ректор послал Святейшему Патриарху Тихону доклад, в котором написал «о необходимости подчинить храм и братию подворья ректору, чтобы можно было студентам в нем читать, петь, служить, проповедовать, законоучительствовать и вести другую приходскую работу безвозбранно и правильно, а также о необходимости все свободные помещения в Подворье и в доме при нем отдавать Институту для библиотеки, Церковного книжного фонда, для общежития студентов и квартир преподавателей»[125]. 23 ноября А. С. Николаев, который отвозил доклад, сообщил протоиерею Н. К. Чукову, что Патриарху он его передал. Поскольку обращение ректора осталось без ответа, поиски институтского храма продолжились, но этот важнейший для института вопрос так и не был решен.

После кончины в марте 1921 г. архимандрита Софрония Патриарх направил в Петроград нового управляющего Троицким подворьем архимандрита Сергия (Шеина): «В Духов день, вечером, в Институте был устроен “дипломатический чай” для знакомства с вновь прибывшим управляющим Троицким подворьем архим[андритом] Сергием (Шеиным) для знакомства и уяснения ему нашего вполне корректного отношения к подворью как собственности Патриарха. Видна важность и некоторая неосведомленность о здешних петроградских отношениях и настроениях, меряет на московский лад, где, хотя жмут сильно, но “ничего из старого не забыли и ничему не научились”, все думают вершить и вести по-старому»[126].

28 января 1921 г. Богословский институт отметил 40-летнюю годовщину со дня смерти Ф. М. Достоевского особым открытым событием, посвященным памяти великого писателя. Была совершена панихида по покойном, а академик Н. А. Котляревский[127] прочитал посвященный памяти Достоевского реферат, озаглавленный им «Тихая ночь»: «Реферат вызвал всеобщее восхищение. При мастерском, артистическом чтении, Н. А. Котляревский придал реферату оригинальную форму – в виде рассказа о том, как Ф. М. Достоевский провел в думах ночь после одного своего удачного выступления на каком-то собрании. Реферат дал здесь – словами самого Достоевского – яркую характеристику его, сравнительно с несколькими другими писателями, и обрисовал его как прямого и единственного наследника Пушкина, которых – обоих – дала своя русская “почва”. Если Россия и русский народ, словами Достоевского, должны явиться своего рода “мессией” для других народов, то и нынешнее (годы 1920–[19]21) ее потрясение является необходимым этапом для ее “избранничества”, для того “слова”, которое, по прозрению Достоевского, она должна дать миру»[128].

Объявления о религиозных собраниях заранее расклеивались по всему городу, и постепенно Богословский институт становился главным духовно-просветительным центром епархии, деятельность которого выходила далеко за его стены. «Профессора б[ывшей] духовной академии постепенно начали “льнуть” к Институту. Прот[оиерей] А. В. Петровский высказывал желание о. Н. В. Чепурину; С. М. Зарин – A. С. Николаеву. Но И. П. Щербов непримирим относительно академических... А почему бы не выбрать», – писал протоиерей Н. К. Чуков в дневнике 23 мая 1920 г.[129]

В первый же год своей деятельности Богословский институт понес тяжелую утрату. 7 июля 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков с Б. А. и Е. Ф. Тураевыми ездил на станцию Удельная на подворье к игуменье Афанасии, чтобы побеседовать с ней о возникшей на собраниях Братства св. Софии идее об устройстве полуиноческого общежития для студенток института, а 23 июля Б. А. Тураев скоропостижно скончался. За гробом до лавры, где митрополит отпевал почившего, шли все профессора и ученики; около университета и Академии наук служились литии[130]. Протоиерей Н. К. Чуков находился рядом с профессором с начала его болезни, причащал и соборовал его. Вместе с протоиереями Л. К. Богоявленским и Н. В. Чепуриным он отслужил панихиду через несколько часов после кончины дома у Тураевых; перед отпеванием почившего в лавре сказал слово (см. Приложение, документ № 7).

На похороны Тураева Общество приходов выделило 15 тыс. рублей, институт провел торжественное заседание его памяти. Н. Н. Глубоковский прочитал реферат «Академик, профессор Борис Александрович Тураев как учитель и ученый», на котором присутствовали представители иерархии (епископ Олонецкий Евфимий, епископ Кронштадтский Венедикт), духовенства, науки (академики Ф. И. Успенский и В. В. Латышев, С. М. Лукьянов, Э. Л. Радлов) и др. Выступали И. Ю. Крачковский, И. А. Карабинов и ученик Тураева А. В. Королев. 24 октября 1920 г. для светской газеты, поскольку церковная периодика к тому времени была практически ликвидирована, протоиерей Н. К. Чуков написал статью об институте и некролог[131].

Митрополит Евлогий, председатель отдела «Богослужение, проповедничество и церковное искусство» на Поместном соборе 1917–1918 гг. писал: «В нашем отделе были прекрасные литургисты: профессор Петербургской духовной академии Карабинов, протоиерей о. Василий Прилуцкий (Киевская д[уховная] а[кадемия]) и профессор Тураев, святой человек, знавший боголужение лучше духовенства»[132]. Вместо Б. А. Тураева Совет института пригласил на кафедру литургики профессора И. А. Карабинова[133]. В это же время архимандрит Николай (Ярушевич), обремененный работой по лавре, отказался от преподавания пастырского богословия, и на эту кафедру после испытательной лекции[134] был избран о. А. И. Боярский. Протоиерей Н. К. Чуков писал 16 июня 1920 г.: «В пятницу на собрании у о. Боярского заслушали хороший доклад о чествовании Тела и Крови Христовых. У меня явилась мысль пригласить Боярского, как идейно и практично много работающего священника на кафедру Пастырского богословия. В понедельник переговорил с ним. Ему это очень понравилось. Хорошо было бы провести»[135]. Кандидатуры вновь приглашенных преподавателей ректор утверждал у митрополита. Последний сказал, что против Боярского он ничего не имеет.

Голод и холод в Петрограде, стояние в очереди за вязанкой дров и подъем ее по лестнице, недоедание и хождение за скудным пайком – все это стремительно продолжало уносить жизни профессоров. 20 августа 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков отпевал академика А. А. Шахматова, умершего от «заворота кишок»: «Сегодня в 10 часов сделан вынос на Смоленское кладбище; прибыли туда в 11.30. Литургию начал ровно в 12 часов. Пел хороший хор – прекрасно. Служил я один… Все прошло чинно»[136]. 28 ноября 1920 г. в воскресенье вечером скончался Иван Саввич Пальмов[137], пришедший в институт читать публичную лекцию. Институт позаботился о всех формальностях для погребения; панихиды служили митрополит, Преосвященный Артемий[138], а отпевали оба викария[139].

Н. Н. Глубоковский писал в Киев епископу Василию: «И у нас неожиданная тяжелая утрата: 15(28) ноября скоропостижно скончался Ив. С. Пальмов, которому было, во всяком случае, не больше 63 лет. Уходят близкие, остаюсь одиноким сиротой. Тяжело, тем более что я уже дошел до последних границ отчаяния и безнадежности. Абсолютно не можем справиться с физическими затруднениями и с этой стороны обречены на мучительное умирание, ибо, напр[имер], мы уже теперь коченеем от холода, но нет топлива, и нельзя его достать ни при каких условиях. Еще прискорбнее душевное состояние»[140]. Протоиерей Н. К. Чуков, ученик Пальмова, писал: «Академическая профессура, видимо, тронута вниманием Института к их коллеге и благодарила. Думаем устроить в Институте же и торжественное заседание, посвященное памяти Пальмова»[141]. Умирали не только профессора. За первый год учебы скончался студент иеромонах Парфений и студентка А. Ф. Зарина[142].

5 декабря 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике: «В понедельник, 16/29 ноября, будучи в лавре, получил на своем докладе о состоянии Института резолюцию Митрополита о представлении членов Совета, участвовавших в Комиссии по организации Института, к благослове­нию Патриарха, из них о. прот[оиерея] Акимова (как я и просил) к наперсному кресту с драгоценными украшениями, а меня – к награждению митрою… В пятницу, 30 ноября… утром был у меня староста Казанского собора К. М. Сопетов, сообщивший, что настоятель собора о. Маренин уже подал прошение об отказе от настоятельства, а приходской совет в четверг вечером просил Митрополита назначить настоятеля на свободную шестую священническую вакансию. По вопросу о кандидате совет перебирал весь наличный состав причта и остановился единодушно на мне. Депутация от совета отправляется к митрополиту с указанием моей кандидатуры. Из беседы К. М. Сопетова выясняется, что они (совет) ждут от меня упорядочения дела среди причта – в отношении исполнения ими своих обязанностей, – в отношении богослужебном – поставления его на должную высоту, без нововведений модных, в отношении просвещения, благотворения и проч. – тоже, словом, желали бы, чтобы собор “жил”, чтобы в нем “била жизнь”, как она била при о. Орнатском… Слухи об этом уже распространяются, и вчера о. П. Виноградов уже сообщал Е. Ф. Тураевой о том, что “митрополит хочет, чтобы о. Чуков был настоятелем Каз[анского] собора”! Вчера в Исаак[иевском] соборе праздновался 25-летний юбилей священства Митрополита. Служило литургию 32 священника. За обедом я приветствовал от имени Богосл[овского] Института»[143].

14 декабря 1920 г. митрополит по просьбе причта собора назначил протоиерея Н. К. Чукова его настоятелем, но и университетскую церковь он не забывал, и часто служил и там, помогая освоиться в храме студенту института о. Владимиру Лозино-Лозинскому, который в октябре 1920 г. был посвящен в диакона, в 1921 г. во иерея и вскоре стал настоятелем университетской церкви. 5 января 1921 г. отец Николай писал: «В субботу и воскресенье служил в университетской церкви; после проповеди пред отпустом поговорил и о своем уходе, о нравственно-духовной близости пастыря и паствы, просил молитв, обещал бывать и заботиться. Пока буду формально заведовать, а когда укрепится о. Лозинский, тогда его надо будет там утвердить. Но самое важное – надо отыскать псаломщика для пения там»[144].

Н. Н. Глубоковский, встретив ректора в институте, радушно его при­ветствовал, а на следующий день занес ему письмо: «Усердно приветствую с новым и взаимно достойным назначением Вашим. Теперь Вы – и настоятель в Храме веры, и предстоятель в святилище знания. Объедините их под общим покровом Царицы Небесной яко Ходатаицы ко Творцу Непреложной, да будет наше знание ведением Отца в Сыне чрез Духа Святаго. Приложите молитвы Ваши о преуспеянии Богословского Института и о спасении труждающихся в нем, о чем усердно прошу и аз, все упование возлагающий на милостивое заступление Владычицы рода христианскаго»[145].

В настоятельстве в Казанском соборе протоиерей Н. К. Чуков видел хорошую возможность не только расширения просветительной деятельности института и Общества приходов, но и возможность хороших сборов в этом крупнейшем храме города на институт и училище при нем. Пламенный проповедник, свое Слово на Рождество на всенощной 6 января 1920 г. в Казанском соборе он закончил так: «Обстоятельства последнего времени создали такое положение, что дело подготовки пастырей и благовестников сильно затруднено, а между тем оно крайне необходимо. Здесь в Петрограде второй год существует Бог[ословский] институт как высший рассадник богословского образования, как единственное высшее училище, подготовляющее достойных пастырей и благовестников, готовых нести в мир Свет Истины Христовой. Сегодня и завтра во всех церквах Петрограда производится сбор на содержание этого института. Это единственный источник содержания этого необходимейшего для Церкви учреждения. Раскройте же Вашу щедрую руку и, кто как может, помогите Церкви в содержании этого учреждения. Помните, что каждая Ваша жертва на это дело будет свидетельством дела Христова, будет помощью Его проповеди, будет Вашим личным участием в борьбе за веру Христову; жертвуя Вы, как волхвы, принесете свой дар родившемуся Христу на дело, ради которого Он и явился, чтобы возсиял свет истины. Верим, что все христиане, как сыны света, приложат все усердие, чтобы помочь распространению в мире духовного Христова Света. Аминь»[146].

11 января 1921 г. в Богословском институте состоялся «рождествен­ский вечер», который посетил митрополит. Ректор писал: «Прошел очень стройно, красиво и содержательно. Студенты потрудились, убрали хорошо комнаты, столы, наготовили кушаний, подготовились к участию в пении. П. П. Мироносицкий[147] разучил с ними “встречу”, нечто вроде величания, составленного им же и положенного на ноты. Сорганизовался из своих сил приличный хор. Сам Мироносицкий прочел небольшой, но красиво составленный и дельный реферат на рождественскую тему: о пастырях вифлеемских “свирельющих” и “стерегущих стражу ночную о стаде своем”, земная музыка которых привлекла небесное пение ангелов и лик свирельющих соединился с чином поющих. Отсюда перешел к будущим пастырям из Богословского Института и пожелал, чтобы буд[ущие] пастыри пасли свое стадо не “жезлом и палицей” только, но и “свирелью”, действуя словом и музыкой его на душу, питая и возбуждая чувства, так как 3/4 созн[ательной] жизни человек живет чувством, по учению психологии... Затем пел хор колядки, Ф. К. Андреев читал реферат на слова “Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение”, относя все это к родившемуся Христу. Был один номер дуэта женского и один номер Шуры[148] (монолог Иуды). Закончилось I-е отделение “Легендой” Чайковского. Потом перешли в теплые комнаты, сели за столы, начали угощаться, а в то же время постепенно исполнялись номера пения, музыки и декламации. Пели дуэт…[149] и Мартынова, Шура, декламировали П. П. Мироносицкий и Е. К. Брянчанинова, играла Е. А. Назарова-Загржецкая... Была профессура и студенты и несколько посторонних. Атмосфера очень уютная, простая. Митрополит и Пр[еосвященный] Венедикт[150] пробыли до 11 ч[асов] вечера. Студенты радушно угощали и сердечно провожали митрополита (до улицы) большим многолетием. Пред уходом я сказал несколько теплых слов благодарности Владыке, хор пропел Многолетие, Владыка отвечал, отметив добрую семейную атмосферу в Институте»[151].

Когда «Проект слияния Петроградской духовной академии и университета», составленный Глубоковским в 1918 г.[152], в какой-то мере осуществился в Петроградском Богословском институте, он писал епископу Василию, что «учрежденный здесь Богословск[ий] институт — лишь дефективный суррогат, который не утешает, а лишь усугубляет гнетущую скорбь об академии. Слушателей много, и ревность у них великая, но нет ни подготовки, ни школы, ни привычки — вкуса к духовному знанию. И вот мы не столько учимся, сколько мучимся, ибо должны витать на вершинах богословия, не умея ходить по его низам и не зная средины»[153] и далее: «ничто не заменит Академии даже в виде приличных суррогатов, которыми мы ныне пробавляемся во всем. Мой опыт убеждает, что настоящее богословское при ун[иверсите]тах не обеспечено ни единством воззрения, ни тождеством восприятия… А Богословский институт, во многом являющийся моей душевной отрадою, страдает разнокалиберностью и неподготовленностью состава и может послужить лишь основою для богословских курсов, которые, конечно, желательны… но никогда и нимало не могут компенсировать академий»[154].

Некоторые студенты, впрочем, отвечали профессору «взаимностью». Ректор писал 12 мая 1920 г.: «Вчера была моя лекция. По окончании – собрание студентов по вопросу о записи и печатании лекций и др. Слышно, что недовольны чтением Глубоковского. Надо лучше узнать. Вечером я, И. П. Щербов и Ф. К. Андреев были у Ю. П. Новицкого. Поговорили о правлении Общеприходского совещ[ания], его ходе, плане работ»[155].

Совет института своей главнейшей задачей ставил налаживание именно практической стороны преподавания – то, чем институт (помимо низкого богослословского уровня многих поступавших), безусловно отличался от академии, но был наиболее полезен Церкви в то время. Возможно, из-за излишней «академичности» Щербов не особенно хотел принимать некоторых академических профессоров в корпорацию института[156]. Совет института, конечно, был огорчен отъездом Глубоковского за границу, тем более что, как известно, «Академии» он не нашел и там. А с епископом Василием протоиерей Н. К. Чуков вскоре увиделся, правда в не совсем «комфортной» обстановке[157].

13 сентября 1920 г. один из наиболее активных деятелей Общества приходов и инициаторов создания Богословского института профессор А. С. Николаев сделал заявление о выходе из Общества приходов. Протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике 14 сентября 1920 г.: «Вчера было правление Общеприходского совещания. Перед этим по телефону А. С. Николаев просил меня сообщить правлению, чтобы его не считали в составе совещания и его административного органа, потому что продолжение участия в нем он считает пустою тратою времени, поскольку теперь нужна реформа Церкви, а сил на это у Совещания нет. Я это передал председателю, а потом и Правлению. Жаль. Напрасно нервничает. Работа хотя кое-какая все-таки идет. И не дальше, как вчера, прошел очень важный доклад богослужебного отдела об изменениях в составе всенощного и литургии»[158].

Буквально на следующий день Богословский иститут получил статус высшего духовно-учебного заведения: 15 сентября 1920 г. он был зарегистрирован в Отделе управления Петргубисполкома, а 14 октября того же года включен в состав Объединенного совета научных учреждений и высших учебных заведений Петрограда. Помощь в этом, поскольку была и оппозиция, оказал член этого Совета, председатель Русского географического общества профессор Ю. М. Шокальский[159], с которым протоиерей Н. К. Чуков как сотрудник Академии наук часто бывал на одних заседаниях[160].

Первый учебный год института был разделен на три семестра: с апреля 1920 г. до 15 августа; с 15 августа до 15 декабря и с 15 января 1921 г. до 15 апреля[161]. Студенты работали в приходах, братствах, организовывали при храмах библиотеки, вели занятия с детьми, устраивали экскурсии и сами были на экскурсиях и в паломнических поездках с наставниками. Они не раз ездили на ночные богослужения в Колпино, где священствовал преподаватель пастырского богословия протоиерей А. И. Боярский, в Иоанновский монастырь, на подворье Холмского Богородицкого монастыря в Удельную и в Макариевскую пустынь в Любани, знакомясь со строем жизни насельников.

Когда до ректора дошли слухи о появлении среди группы студентов движения, направленного на развитие в институте духа пастырства, он записал в дневнике 10 декабря 1920 г.: «Я ответил, что нет ничего желательнее этого, но необходимо, чтобы этот дух выявлялся совершенно свободно и естественно, назревал и созревал под влиянием той богословской научной и религиозной атмосферы, какая накопляется в Институте, а не создавался искусственно. Я поэтому ни намеком даже не считаю для себя возможным влиять прямо на тех из студентов, даже в ком усматриваю прямое тяготение к пастырству: пусть самостоятельно выливается... В то же время я особенно озабочен, чтобы наши студенты, и стремящиеся к пастырству особенно, тщательно подготовлялись нами к тому, чтобы впоследствии стать не этими требоисправителями и писателями резолюций, каковых ныне масса среди пастырей и архиереев, а теми духоносными живыми строителями Церкви, каковых ждет истинно верующий народ… 28 декабря 1920 г… Среди части студентов Института обнаружилось женофобское движение: чтобы Институт был только профессионально пастырским заведением, где не место женщинам. Я вызвал инициаторов и выяснял им свою принципиальную точку зрения на это – совершенно противоположную. Для целей узко пастырских указал устроить пастырский кружок. Вообще для оживления и продуктивности и практичности работы решили с И. П. Щербовым завести кружки: Св. Писания, пастырский, проповеди; пения и философии. Это как бы университетские “семинарии”»[162].

Так в институте организовался «кружок ревнителей иночества», изучавших вопросы монашества, и студенты И. А. Акулов, В. А. Вавилов, С. Е. Советов и В. М. Сацертоцкий (а впоследствии и В. В. Соболева) были пострижены в монашество. Сан священства в продолжении обучения приняли А. М. Толстопятов, В. К. Лозина-Лозинский, Б. П. Колесников, А. А. Шамонин, М. И. Федоров. Студенты В. А. Зубков, Н. А. Штейгер, Н. Г. Архипов по их просьбе приняли посвящение в стихарь. Студент Г. Р. Григорьев, бывший баптистом, присоединился к православию[163].

Выбранные Советом института кандидатуры профессоров, прошения о посвящении студентов в сан, и другие вопросы ректор утверждал у митрополита, регулярно представляя ему журналы. Митрополит проявлял неустанную заботу об институте, делал пожертвования, присутствовал на некоторых лекциях и институтских праздниках. 28 января 1921 г. Совет избрал митрополита Вениамина своим почетным членом[164].

Высшее наблюдение над институтом осуществлял Патриарх, и отчет за первый учебный год ректор с епископом Алексием[165] отправил ему в Москву[166]. Отчеты о деятельности института по всем частям, как и о финансовой стороне, ректор докладывал на общих собраниях Общества приходов несколько раз в течение года; а на институтском акте главным образом излагались результаты учебно-воспитательной работы за истекший учебный год.

 

Второй учебный год Петроградского Богословского института

 

1 мая 1921 г. начался второй учебный год в составе уже двух курсов студентов. Всего на 1-м курсе к концу года насчитывалось 150 слушателей: 80 студентов (54 мужчин и 36 женщин) и 70 вольнослушателей (30 мужчин и 40 женщин). Высшее образование имели 56 человек (30 студентов и 26 слушателей), среднее 94 человека (50 студентов и 44 слушателя). В духовном сане находились 9 человек (1 архимандрит, 1 протоиерей, 3 священника и 4 диакона)[167].

Учебные занятия начались 30 мая 1921 г.; лекции велись уже во все дни недели кроме субботы и воскресенья. Так как появилось много новых предметов, были приглашены и новые преподаватели: протоиерей А. В. Петровский, профессора И. П. Соколов, М. Д. Приселков, С. С. Безобразов, Д. И. Абрамович, С. М. Зарин, протоиереи П. П. Аникиев и М. В. Митроцкий. Последний – в качестве ассистента при кафедре сравнительного богословия[168].

24 июля 1921 г. ректор со студентами посетили Александро-Невскую лавру, где служили молебен у раки св. Александра Невского, литию на могиле Б. А. Тураева, осматривали Никольское кладбище, могилы Преосвященного Антония[169], Преосвященного Анастасия[170], блаж. Матфея[171], академических профессоров и музей[172].

Не только приобретенные как следствие тяжелой жизни недуги преждевременно уносили жизни преподавателей, но и политические процессы. В тот же день 24 июля с утра ректор записал в дневнике: «Сейчас звонила Е. М. Лазаревская и сообщила, что вчера в 6 часов приехал автомобиль за Н. И. Лазаревским[173] и взяли для допроса на Гороховую[174]сказал, что через час вернется и до сих пор нет... Очевидно, арест; вообще аресты идут, хотя совсем непонятна причина»[175].

2 сентября протоиерей Николай писал: «Вчера утром – кошмарное известие: в “Правде” помещен список расстрелянных по делу Таганцева и в их числе Н. И. Лазаревский… Целый день был под гнетущим впечатлением потери такого ученого по уму человека и такой прекрасной по душевным качествам личности. Встретил его супругу на улице (угол Невского и Мойки), почти обезумевшую от ужаса, и уговорил пойти в собор, где отслужил ей панихиду; несколько успокоилась… Встретил о. Н. Платонова, который как раз рассказал об ужасах последней ночи на Гороховой, с четверга на пятницу (24–25 августа), когда привезли арестованных и отводили их на расстрел»[176].

6 сентября 1921 г. состоялось первое заседание Президиума Правления иститута, члены которого инициировали вопросы, касающиеся как учебно-научной, так и административно-хозяйственной деятельности, и предварительно рассматривали все дела, перед передачей их на обсуждение Совета и Правления[177]. Помимо ректора и проректора в Президиум были избраны профессора Ю. П. Новицкий и Ф. К. Андреев, а кандидатами Л. Д. Аксенов[178] и профессор М. Д. Приселков. На заседании установили расписание лекций на триместр в связи с болезнью профессора И. П. Соколова, отъездом за границу Н. Н. Глубоковского и арестом о. А. Боярского[179]. Наметили числа для заседаний Правления и Совета института, обсудили план хода занятий с письменными работами до конца курса и характер занятий на четвертый год. Было принято решение, что окончившие 3 курса по 1-му разряду имеют право, а остальные желающие – по рекомендации соответствующего профессора, могут оставаться при институте на четвертый год (научно-исследовательский курс) для усовершенствования в избранной ими специальности (теоретической или практической), пишут курсовые сочинение по этой специальности (тоже теоретического или практического характера), и подвергаются испытанию в своей специальной области, после чего удостаиваются звания кандидата богословия со всеми его правами. Из этих лиц особо выдающиеся могут оставаться при институте для подготовки к профессуре на обычном (как в Академиях) основании. Проект было решено тщательно проработать, провести в Совете института, и отправить в Священный Синод как дополнение к уставу (Положению), что вскоре и было сделано[180]. 24 декабря 1923 г. Святейший Патриарх Тихон утвердил в степени кандидата богословия выпускников института: иеромонаха Макария (Звездова) и И. Д. Дмитрюкова[181].

16 сентября 1921 г. скончался профессор И. П. Соколов. Его память почтили публичным собранием. Коллеги характеризовали профессора как глубоко верующего человека и как большого ученого, особенностью которого являлось чрезвычайно объективное отношение к предмету исследования, что было особенно ценно в такой области, как разбор западных исповеданий[182]. На его место был избран протоиерей П. И. Лепорский. Протоиерей Н. В. Чепурин перешел на кафедру истории сектантства, а протоиерей М. В. Митроцкий – на кафедру церковного проповедничества. Профессор Л. П. Карсавин перешел на 2-ю кафедру религиозной метафизики (исторический курс философии), поскольку профессор Н. О. Лосский читал систематический курс, а на греческий язык был приглашен профессор А. П. Алявдин. В. Д. Пищулина приняли ассистентом по кафедре христианской педагогики[183].

После «организационного» первого года во второй год внимание Совета Богословского института было сосредоточено главным образом на постановке учебно-воспитательной работы. Ввиду того, что Богословско-пастырское училище было поставлено в тесную связь с институтом, а курс училища увеличен прибавлением к нему подготовительного класса, Совет нашел необходимым повысить требования к поступающим в институт, обязав их при поступлении сдавать коллоквиум по Священному Писанию Нового Завета, по общей церковной истории, апологетике, литургике и этимологии греческого языка. Большое внимание обращалось на письменные работы студентов и на участие их в работе кружков (семинарий, современных семинаров) Св. Писания, пастырского, проповеди, пения и философии. Дело шло успешно, лекции посещались более или менее аккуратно; зачеты сдавались исправно[184]. Еженедельно студенты вели беседы по изъяснению Евангелия в Почтамтской церкви во имя Двенадцати апостолов (закрыта в январе 1922 г.). Слушателей собиралось немало, причем каждый доклад предварительно рассматривался И. П. Щербовым на библейском кружке, а на беседах присутствовал, руководил и отвечал за их проведение профессор Ф. К. Андреев[185].

В воскресенье 11 ноября 1921 г. в Казанском соборе состоялась панихида по Ф. М. Достоевскому, приуроченная к 100-летию со дня его рождения. Служил митрополит, кроме причта сослужили священствующие студенты института, пели тоже студенты. Народу собралось много, присутствовала профессура университета. Настоятель собора протоиерей Н. К. Чуков перед панихидой говорил слово. Такое общение сближало и популяризировало институт в городе и в приходах[186].

Как и в первый год, для взаимного ознакомления и объединения между собою и с профессорами, студенты отмечали различные праздничные дни института, устраивали студенческие вечера в начале каждого триместра и в начале учебного года. На вечерах бывали владыка-митрополит, викарии, видные лица из духовенства, профессора и студенты с семьями; выступали с рефератами профессора или студенты, организовывалась литературно-музыкальная часть, предлагался чай.

Студенты соорудили наперсный крест с украшениями, для того чтобы ректоры Петроградского Богословского института надевали его, пока будут в этой должности. Митрополит положил резолюцию «благословляется» и 10 декабря 1921 г. в Троицком соборе Александро-Невской лавры во время причастного стиха митрополит возложил крест, поданный студентами, на протоиерея Н. К. Чукова[187].

23 января 1922 г. ректор и проректор наметили порядок службы всенощного бдения, предполагавшегося в институте накануне дня Трех святителей (30 января), и лиц из духовенства для приглашения на вечер 17 февраля, где предполагалась постановка портрета Патриарха, приуроченная ко дню именин ректора. В связи с постановкой портрета Патриарха Правление института решило предложить Совету избрать его почетным членом. 3 февраля Президиум Совета составил адрес Патриарху и наметил темы для проповеди и доклада, которые планировалось послать с Л. Д. Аксеновым, а диплом ректор собирался отвезти Патриарху сам.

7 февраля 1922 г. в течение 6 часов шло заседание Совета института, на котором закончилось избрание профессоров на следующий год, после чего ректор предложил назначить Патриарха почетным членом института. Никто, конечно, не возражал, но поскольку членам Совета показалось, что не будет ли низко для Патриарха обычное звание почетного члена, началось дальнейшее обсуждение того, что именно было бы возможно поднести Патриарху: говорилось о почетном покровителе, почетном попечителе, почетном ректоре. Л. Д. Аксенов предложил звание почетного председателя Ученой коллегии Богословского института. Но «самой Ученой коллегии… еще нет... надо ее создать (имелась в виду и раньше – конференция, вроде Богословской академии наук), выработать о ней положение и прочее»[188]. Решено было передать разработку вопроса в Президиум. Также на заседании обсуждалось предложение Президиума о присуждении ученых степеней. Высказывалось много пожеланий, и была избрана особая комиссия для рассмотрения вопроса. Горячо дебатировался вопрос и об ученом монашестве. Некоторые (молодые члены совета) очень решительно выступали против раннего и слишком поощрительного отношения к принятию студентами монашества, дабы не было тех гибельных последствий, какие ранее имели место в Академиях. Было принято решение при каждом случае заявления студента о желании принять постриг, данный вопрос обсуждать в Совете, и тут же применили это решение к студенту Юлиану Копяткевичу[189].

17 февраля 1922 г., в день именин ректора, «открытие» изготовленного студентами портрета Патриарха началось с молебна в церкви Троицкого подворья, на который собралось около 25 священников, студенты, профессора и члены Правления Общества приходов. Перед молебном протоиерей Н. К. Чуков сказал слово о значении Патриарха для института, Русской Церкви и русского народа. Затем все прошли в аудиторию, где архидиакон провозгласил «большое многолетие» Патриарху, и в это время портрет был открыт. Затем М. Д. Приселков прочитал реферат о патриар­шестве в России, студенты поднесли о. ректору просфору и пирог; студент И. Д. Дмитрюков сказал речь, приветствуя с ангелом и благодаря за простые, добрые, отеческие отношения. Затем протоиерей Н. В. Чепурин обратился к ректору с большой речью, в которой от лица соработников по институту и Обществу приходов, сердечно его приветствовал, характеризуя со стороны деликатного ведения дела в Совете, уменья привлечь к себе всех, отданности работе по институту тогда, «когда никто почти не шел на работу», и дал «историческую картину» постепенного знакомства с ним петроградцев, для которых он заменил многих ушедших. Ректор коротко ответил благодарностью и сказал, что это обращение его обязывает еще больше, но в нем он видит и поддержку в работе[190]. 1 апреля 1922 г. институт и пастырское училище в очередной раз были зарегистрированы в Отделе управления Петргубисполкома.

Второй учебный год института закончился в апреле 1922 г. На третий курс были переведены 23 студента, на 1-й курс вновь приняли около 30 человек[191]. Корпорация института к маю 1922 г. насчитывала уже порядка 30 человек профессоров и преподавателей и вела большую церковно-просветительную деятельность, в том числе и вне стен института: организовывались кружки (литургический, библейский, пастырский, законоучительский и др.). Постепенно вокруг института обьединялось все больше приходов. Профессура и студенты регулярно устраивали публичные богословские лекции уже не только в институте и в храмах, но и в гражданских учреждениях.

В подготовительный к открытию период смета расходов на содержание института составляла мизерную сумму: 544 тыс. рублей на 9 месяцев (без училища)[192]. После объединения учреждений, 13 августа 1920 г. протоиерей Н. К. Чуков с И. П. Щербовым составили смету на следующий год: 3 290 тыс. рублей на институт и 1 100 тыс. рублей на училище. Приходы активно проводили сборы, много жертвовали храмы: с мая по сентябрь 1921 г. Троицкий собор лавры собрал 1 115 468 рублей, а Преображенский собор Петрограда – 2 218 136 рублей. 8 июля 1921 г. протоиерей Л. Богоявленский передал наставникам института 1 млн рублей от свечного завода, игуменья Ангелина[193] пожертвовала 60 тыс. рублей. Были и другие пожертвования, и смета увеличилась[194]. С 1 января по 1 мая 1921 г. она составила 2 195 440 рублей на институт и 548 тыс. рублей на училище, а с 1 мая по 1 сентября – соответственно 6 080 50 и 2 227 тыс. рублей; с 1 сентября 1921 г. по 1 января 1922 г. – 8 405 тыс. и 2 610 500 рублей. Институт имел два фонда: вспомоществования наставникам, который с 1 сентября 1921 г. по 1 января 1922 г. составлял 309 тыс. рублей для обоих учреждений, и вспомоществования слушателям – на те же месяцы для обоих учреждений – 719 тыс. рублей. В сентябре 1921 г. было принято решение увеличить оба фонда на 500 тыс. рублей каждый[195].

Исчисленный в ноябре 1921 г. проект сметы на институт и училище на первые 3 месяца 1922 г. составил уже 19 млн рублей. Общество приходов приняло решение отчислять на институт по 2 тыс. рублей с продажи экземпляра Православного церковного календаря на 1922 г. При тираже 40 тыс. экземпляров это давало институту 80 млн рублей. Сборы на институт и училище в Рождественские праздники 1922 г. дали 50 млн рублей[196]. Таким образом, средствами на конец второго и начало третьего года институт и Пастырское училище были вполне обеспечены.

Однако с конца 1921 г. атмосфера над Церковью в очередной раз стала сгущаться. В Петрограде обсуждались новые запреты и ограничения, которые собирались ввести власти. А с февраля–марта 1922 г. постепенно набирала скорость кампания изъятия церковных ценностей, и начались первые публичные заявления «прогрессивого духовенства» (обновленцев).

В апреле 1922 г. комиссии по изъятию церковных ценностей пошли по храмам Петроградской епархии с описями. Начались столкновения с ними верующих, а митрополита власти вызывали для объяснений в Смольный[197]. В это время у деятелей Богословско-пастырского училища, лаврских монахов и некоторых бывших профессоров Санкт-Петербургской духовной академии возникла идея о «возрождении духовной академии». Однако время для обсуждения этого вопроса оказалось совсем неподходящим. В городе было неспокойно, начались аресты духовенства. Настоятель Казанского собора протоиерей Н. К. Чуков неустанно призывал верующих жертвовать своими ценностями, чтобы выкупить соборные, и бился за сохранение иконостаса собора. В ночь на 30 апреля были арестованы Ю. П. Новицкий и большинство членов Правления Общества приходов. Ждал ареста и ректор института.

Возможно, впрочем, что некоторых раздражало то, что прибывшего из провинции протоиерея народ в столице называл «ректор духовной академии». В связи с разговорами об этом «возрождении» Совет Богословского института в спешном порядке провел проекты об Академии богословских наук и о присуждении ученых степеней. Подробнее об этом можно узнать из дневниковых записей протоиерея Н. К. Чукова (см. Приложение, документ № 8).

 

Третий и последний учебный год Петроградского Богословского института

 

Несмотря на то что Церковь переживала тревожное время, институт продолжал свою деятельность. 4 мая 1922 г. начался третий учебный год. Ректор писал об этом: «Вечером вчера был молебен перед началом уч[ебного] года. Я сказал речь. После молебна ознакомил с положением об институте. И. П. Щербов ознакомил с учебным планом подробно. О. Макарий прочел только что принятое в Совете положение о студенческой коллегии. Этим закончилось. Поступающих пока человек 30, но люди – ярко выраженного религиозного направления»[198]. В трудное для Церкви время совет старост института в целях оказания большей заботы и для поддержки своего учебного заведения разработал «Положение» о студенческой Коллегии, которое 2 мая утвердил Совет института.

На третий год деятельности в институте продолжилось введение новых предметов. Для их чтения еще в феврале Совет избрал новых преподавателей: протоиерея В. М. Верюжского, профессора М. Н. Соколова, профессора С. В. Меликову-Толстую. Также были избраны профессор Д. А. Абрамович, протоиерей П. В. Верховский, профессор И. И. Соколов, профессор Б. Д. Фармаковский, профессор Н. В. Малицкий, профессор И. М. Гревс[199].

18 мая 1922 г. власти закончили разрушение иконостаса Казанского собора: «С главного иконостаса снято все: остались местами медные посеребряные листы, дерево в отверстиях, местами испорченное штыками… Да, Церковь накануне серьезных тяжелых переживаний, а мы – испытаний, может быть, исповедничества»[200].

30 мая ректор института протоиерей Н. К. Чуков был арестован практически последним из членов Правления Общества приходов[201], очевидно потому, что как настоятелю Казанского собора на Невском проспекте ему надлежало не только «без конфликтов» сдать ценности собора, но и в кратчайший срок попытаться навести в храме «порядок» – осуществить ремонт после произведенных в нем варварских разрушений и поскорее открыть собор[202].

Кампания по изъятию церковных ценностей 1922 г., публичные выступления обновленцев и отлучение 28 мая митрополитом их лидеров от церковного общения повлекли за собой новые аресты и известный «процесс церковников», или «Петроградский процесс 1922 г.»[203], в результате которого митрополит Вениамин, председатель правления Общества приходов, член Совета, Правления и Президиума института Ю. П. Новицкий, товарищ председателя Правления Общества приходов архимандрит Сергий (Шеин) и член Правления юрисконсульт лавры И. М. Ковшаров были расстреляны[204]. Приговоренный к расстрелу протоиерей Н. К. Чуков и пятеро других «смертников» были помилованы, но еще полтора года провели в заключении. В 1922 г. подвергались арестам и лишились возможности продолжать свою работу в институте товарищ председателя Общества приходов профессор протоиерей А. В. Петровский, о. В. Ф. Пищулин, В. Б. Шкловский, И. А. Карабинов, Л. П. Карсавин[205].

Главные деятели начавшегося мае 1922 г. «обновленчества» в течение 1922 – начала 1923 г. неоднократно пытались взять институт под свой контроль, тем более что А. И. Боярский и В. Ф. Пищулин, а позднее и профессор С. М. Зарин, уклонись в обновленчество. Однако Совет института мужественно отстаивал свою «патриаршую ориентацию».

С арестом членов правления Общества приходов финансирование института практически прекратилось. 27 мая Общество приходов в административном порядке было закрыто властями[206]. 2 марта 1923 г. руководство института, ввиду увеличивающейся платы за помещение и слабого поступления пожертвований от приходов, постановило с 1 апреля отказаться от помещения Троицком подворье, 20 марта по окончании лекций перевезти мебель и необходимые для занятий книги («4 воза» книг собственной библиотеки института)[207]в приходской дом при Исидоровской русско-эстонской церкви на Екатерингофский проспект, д. 24, и в апреле наставникам зачеты принимать на квартирах. Богословско-пастырское училище также переехало в помещение приходского дома при Исидоровской церкви.

30 марта 1923 г. на частном собрании профессоров института выяснилось, что большинство стоят за непризнание обновленческого Петроградского епархиального управления над институтом, и что лучше закрыть его «с честным лицом», тем более что, в связи с арестом ректора и с тем, что по разным причинам за границей оказались лучшие профессорские силы – Н. Н. Глубоковский, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, С. С. Безобразов – понизился и уровень дисциплины, и уровень преподавания, и уровень требований к учащимся.

Находившуюся в пользовании института библиотеку духовной семинарии («26 возов»)[208] перевезли на набережную Обводного канала, 17, где еще в декабре 1918 г. из основной части реквизированной библиотеки Духовной академии, «по месту нахождения», власти устроили 1-е филиальное отделение Государственной публичной библиотеки.

Пребывавший в заключении ректор записал в дневнике 20 марта, что он «закончил составление сметы по учебно-воспитательной части» для института, а 27 марта послал письмо Щербову с просьбой, в связи с итечением его трехлетних полномочий как ректора избрать преемника.

17 апреля 1923 г. состоялось заседание Совета института из 10 человек, на котором избрание ректора и проректора было отложено до начала учебного года, и продолжены полномочия и. о. ректора И. П. Щербова и и. о. проректора Ф. К. Андреева. Для ведения текущих дел был образован Президиум из протоиерея Н. В. Чепурина и И. П. Щербова; зачеты решено было продолжить до половины июня, а каникулы продлить до 1 сентября 1923 г.

На заседании 2 мая Совет принял решение о прекращении деятельности института по следующим мотивам: 1) нет средств; 2) студенты, вновь поступающие, боятся подавать прошения, дабы не лишиться рабочих мест; 3) светские профессора также находятся под опасностью быть уволенными из университета за участие в институте 4) с окончанием «Всероссийского поместного собора» обновленцев (29 апреля — 9 мая 1923 г.) институту могли быть снова предъявлены те или иные требования о признании и т. п.[209]

6 мая 1923 г. под натиском обновленцев Совет института предпочел прекратить так успешно начатую деятельность и самостоятельно закрыться, выпустив 23 студента[210], по другим данным – 26: Андреев Павел Андреевич, Архипов Николай Георгиевич, Ассанович Екатерина Львовна, Базенов Александр Александрович, Васильева Мария Васильевна, Григорьев Георгий Васильевич, Дмитрюков Иван Дмитриевич, Дубова Мария Павловна, Макарий (Звездов), иеромонах Иван (Козырев), Кузьмина-Караваева Анна Дмитриевна, Круглов Алексей Михайлович, Ковалев Сергей Иванович, Копреева Наталия Николаевна, Коптев Михаил Андреевич, Лазаревич-Шепелевич Анна Алексеевна, священник Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский Владимир Константинович, Никитина Нина Александровна, Осинкин Григорий Петрович, Померанцева Екатерина Васильевна, иеромонах Варлаам (Сацертоцкий), Скородумов Алексей Михайлович, Смирнов Михаил Иванович, Соболева Валентина Владимировна, Флоровский Михаил Николаевич, Хост Алексей Евгеньевич, архимандрит Досифей (Степанов)[211].

В епархии остались только богословские курсы упрощенного типа. Щербов смог сохранить делопроизводство института, передав его в Центроархив. В настоящее время архив Богословского института находится в ЦГИА СПб[212].

В «Исправдоме», где содержались оставшиеся в живых осужденные на «Петроградском процессе 1922 г.», режим был сравнительно мягкий, и ректор смог присутствовать на акте закрытия института 24 мая, где встретил профессоров А. И. Бриллиантова и П. П. Мироносицкого, а также студентов, собравшихся для получения дипломов и пришедших с новыми институтскими значками на груди.

О. Макарий отслужил молебен, студенты пели. Затем Щербов сообщил, что настоящее собрание является актом окончательного закрытия института. В характеристике ректора он отметил его громадный педагогический опыт, боль­шой такт и открытый дружественный характер, вследствие чего полу­чилось весьма редкое в жизни семинарий и академий явление – полное единение корпорации, а в отношениях с ним как проректором – полная согласованность и ни единой размолвки не только в вопросах больших, но даже и в мелочах. Затем один из студентов выступил с речью, в которой благодарил ректора, и. о. ректора и всю корпорацию и поднес протоиерею Н. К. Чукову и И. П. Щербову фотографии группы студентов, снявшихся при окончании курса. Говорил также о. В. Лозинский, который еще раз отметил добрым словом простые отношения ректора к студентам, создававшие взаимную искренность и дававшие общий тон «духовного аристократизма»[213]. Протоиерей Н. К. Чуков поблагодарил сотрудников за добрые чувства к нему и за дружную работу и поздравил студентов с окончанием курса[214].

Духовную академию восстановить не получилось, так как по «делу православных братств» в мае-июне 1922 г. в Богословско-пастырском училище были арестованы и высланы инициаторы восстановления иеромонахи Лев и Гурий (Егоровы), епископ Иннокентий (Тихонов)[215] и некоторые учащиеся[216]. Протоиерей Н. К. Чуков писал 3 июня 1922 г.: «Леонид Дмитриевич Аксенов пишет, что с ночи на вчера Пр[еосвященные] Николай и Иннокентий разделяют нашу участь на Гороховой… Говорят, что арестован в Лавре и отец Гурий… 28 сентября / 11 октября. О сидевших на Гороховой дошли до нас слухи, что еп[ископа] Иннокентия (он с о. Львом уже опять на Шпалерной) назначили в ссылку в Оренбург, о. Льва – в Тюмень, о. Гурия – в Архангельск»[217].

Академию богословских наук огранизовать тоже не получилось. В «Исправдоме», где содержались протоиереи Н. К. Чуков и А. В. Петровский, а также не имевший никакого отношения ни к Богословскому институту, ни к Обществу приходов протоиерей М. П. Чельцов, – ученые протоиереи вели занятия с арестантами по общеобразовательным предметам[218].

Вспоминая через несколько лет Богословский институт в Петрограде и пастырские курсы, Н. Н. Глубоковский писал, что они были для него «душевной отрадой», «слабыми огоньками богословского сияния», затеплившимися в «поруганной столице»; «великая жертва по самоотверженной ревности богословско-церковному служению»[219].

«Институт был явление исключительно яркое… Он просуществовал недолго. Советская власть уже в 1923 году нашла благовидный предлог его закрыть, наложив на него неудобоносимое налоговое бремя. В 1921–1922 гг. до моего бегства за границу мне дано было в нем поработать. В начале 1925 г., приняв участие в организации нашего Богословского института в Париже, я сильно переживал духовную связь этих двух рассадников духовного просвещения. Чисто персонально, если не считать Г. П. Федотова, я был единственным связующим звеном между ними. Можно, впрочем, вспомнить и таких ветеранов науки, как Η. О. Лосский и покойный Η. Н. Глубоковский, преподававших в Богословском институте в Петрограде и читавших эпизодические лекции и у нас. Но дело не в лицах, а в духе. Дух был тот же, и, в порядке генеалогическом, он восходит не только к старым духовным академиям, но, может быть, еще больше к Петербургскому университету в годы его предвоенного расцвета», – писал спустя четверть века епископ Кассиан (Безобразов)[220].

Иного мнения придерживался бывший преподаватель института о. А. И. Боярский. 16 марта 1924 г. на Миллионной улице состоялось открытие обновленческого Богословского института, средства на который собрали американские религиозные общества. Знакомый, бывший на этой церемонии, рассказывал протоирею Н. К.Чукову, что «было упомянуто Боярским и о нашем бывшем Бо[гословском] Институте как “болотном огоньке”, где однако его обновленческий доклад был встречен так неприветливо, что с ним осталось только человек 5-6 студентов, а остальные не только не смотрели на него, не подходили к нему, но даже и не крестились, проходя мимо “обновленческих церквей”»[221].

 

От Богословского института в Петрограде до Московской и Ленинградской духовных академий

 

19 июля 1923 г. находясь во 2-м «Исправдоме», располагавшемся недалеко от здания духовной академии, протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике: «Так все, что я создавал и где работал, разрушено: церковные школы уничтожены[222], семинария – тоже, приют сожжен, университетская церковь закрыта, Богословский Институт – тоже. Какая печальная судьба! Не думаю, однако, чтобы дело рук моих – духовное, внутреннее пропало. Конечно, то святое, доброе, что было глубоко посеяно и в школах, и в приюте, и в семинарии, и в университетском приходе и в Богословском Институте, не могло пропасть, и Господь возрастит плоды в свое время, сохранив их от гибели, ибо ради Его истины дело делалось, и не может оно погибнуть»[223].

После самозакрытия Петроградского Богословского института Богословско-пастырское училище, несмотря на аресты некоторых преподавателей, продолжило свою деятельность под руководством И. П. Щербова в приходском доме при Исидоровской русско-эстонской церкви. К концу осени 1923 г. в нем занималось 54 человека, в пользовании училища находилась библиотека института. В ноябре 1923 г., сделав досрочный выпуск, училищу пришлось до мая 1924 г. приостановить занятия. Но ссыльные преподаватели постепенно возвращались из ссылок, и Щербов подал прошение об отставке. Училище сначала возглавил настоятель Юрьевской церкви протоиерей А. Пакляр, а с 1925 г. – архимандрит Гурий (Егоров)[224]. В одном здании с училищем с 1921 г. действовали Богословские курсы Центрального района Ленинграда, на которых преподавали некоторые бывшие члены корпорации Богословского института. 2 апреля 1924 г. освобожденный из заключения протоиерей Н. К. Чуков был избран заведующим этих курсов.

13 апреля 1925 г. И. П. Щербов скоропостижно скончался. 16 апреля протоерей Н. К. Чуков отпевал своего соратника в соборе Александо-Невской лавры и в прощальном слове сказал: «Я умилялся той замечательной честности и прямоте, которая казалось бы, совсем не подходила к нашему “лукавому” веку… я преклонялся пред той глубокой и истинной религиозностью (тщательно скрываемой), которая проникала его насквозь и, вопреки его воле, светилась из каждого шага его жизни и его дел… Всю жизнь он идейно служил Церкви, отдавая всего себя распространению, уяснению и укреплению евангельских начал и в тесном кругу своих питомцев – будущих пастырей, и среди широких масс путем печатного слова… Достаточно вспомнить Богословский институт – это его создание, где он был душой всего дела»[225].

4 мая 1925 г. протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике: «На этом времени у меня масса посещений: Преосв[ещенный] Венедикт, иг[умен] Макарий, о. Дмитриевский, о. Митроцкий, о. Платонов, наконец, вчера нарочно созванные гости – Пр[еосвященный] Венедикт, о. Чепурин, Митроцкий и Петровский. Не пришли Аникиев и епископы, из которых Иннокентий еще не приехал из Москвы, а Григорий[226] прислал поздравительное письмо по случаю исполнившейся моей 28-й годовщины священства, где высказывает пожелание “чтобы [мое] служение и неизменно продолжалось и ширилось”, и пишет: “Ваша долголетняя опытность в деле руководства богословским просвещением ставит Вас в первые ряды работников Св. Церкви, на коих внимательно останавливается взгляд любящих дело Божие – с признательностью к ним за прошлое и с упованием, что, по зову Св. Церкви, они усугубят свои труды на Ея благо»[227].

Главное дело жизни протоиерея Н. К. Чукова не пропало, и плоды его Господь возрастил уже в 1925 г.

95 лет назад Петроградский Богословский институт получил свое продолжение в Высших Богословских курсах в Ленинграде, в которые на основании несколько измененного «Положения о Богословском Институте в Петрограде», и с той же программою, были преобразованы Богословские курсы Центрального района Ленинграда.

Протоиерей Николай писал: «1 июня / 19 мая 1925 г. Понедельник…В это воскресенье исполнилась 1600-летняя годовщина 1-го Всел[енского] собора. По этому поводу на нашем ученом заседании Бог[ословских] курсов проф[ессор] Дмитриевский внес предложение об ознаменовании [годовщины] особым молебном и актом. Порядок молебна был тут же составлен, и затем журналом представили епископу. Там одобрили и распорядились по всем церквам. На курсах у нас соединилось это с годичным актом. Прибыли все 4 епископа, представители общин, слушатели. Служил Пр[еосвященный] Венедикт и 12 священников. Затем я прочел отчет, Дмитриевский и Чепурин сказали речи… После акта продолжалось заседание, на котором я провел вопрос о реорганизации наших курсов в Высшие Богосл[овские] курсы с программой Бог[ословского] Института и трехлетним курсом. Было единогласно принято, избрана комиссия для рассмотрения составленного мною проекта “Положения”. Только еп[ископ] Григорий одиноко высказался против “роскоши” высшего уч[ебного] заведения при острой нужде в псаломщиках и диаконах…Удивляюсь взгляду епископа!»[228].

Тем же летом протоиерей Н. К. Чуков писал: «С 11/24 июля по 12/25 августа [1925 г. я] уезжал в Крым, где пробыл в Алуште все время, греясь на солн­це, купаясь в море, читая и отдыхая. Это первый мой отдых в собствен­ном смысле в течение всей 30-летней службы. Всегда у меня поездки были связаны с делом, и я обыкновенно приводил в приложении к себе стихи поэта: “Понять я не могу, что значит отдыхать”[229]... Впрочем, и теперь я все свободное время читал, подготовляя материал для своих апологетических бесед на осенний и зимний сезон»[230].

На обратном пути из Крыма он посетил в Москве Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, с которым был знаком еще с 1915 г.[231], и получил благословение на открытие Высших Богословских курсов в Ленинграде. Митрополит Петр утвердил «Положение» о курсах, избранного 25 сентября советом курсов протоиерея Н. К. Чукова в должности ректора и состав преподавателей курсов.

В ноябре того же года по поручению митрополита Петра с целью узнать все, что касалось устройства курсов, чтобы попытаться устроить что-то подобное в Москве, протоиерея Н. К. Чукова посетил бывший проректор Московской духовной академии протоиерей В. Н. Страхов[232]. Ректор вручил ему записку с необходимыми указаниями, однако, к сожалению, у москвичей создать высшее духовно-учебное заведение не получилось. На курсах продолжили свое обучение и получили степени кандидата богословия некоторые бывшие студенты Богословского института и выпускники Богословско-пастырского училища; к концу первого года деятельности на курсах обучались более 80 человек[233].

Выпускница Богословского института монахиня Дамиана (Соболева) Советом Высших Богословских курсов была удостоена степени магистра богословия за сочинение «Сотериология св. Кирилла Александрийского». Протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике: «В ночь на воскресенье (13/26 июня), в 2 часа, скоропостижно скончалась от паралича сердца В. В. Соболева (мон[ахиня] Дамиана), первая студентка первого (и единственного) выпуска нашего Богословского Института. В воскр[есенье] вечером мы с женой были на панихиде, в понед[ельник] я служил парастас в ц[ерк]ви у Николы Трунилы, а во вторник было отпевание. Служил ее друг еп[ископ] Макарий (однокурсник). Я говорил слово. Похоронили с честью»[234]. Слова, которые ректор сказал о почившей, можно отнести ко многим, учившимся в Петроградском богословском институте (см. Приложение, документ № 9).

Руководство Богословско-пастырского училища уклонилось от предложенного ректором Высших Богословских курсов протоиереем Н. К. Чуковым обсуждения вопроса о совместной (как ранее с Богословским институтом) деятельности, и контакты между находившимися три года в одном помещении учреждениями практически отсутствовали. Вместо этого имели место конфликты из-за помещений и библиотеки Богословского института, которой пользовалось училище после закрытия института в 1923 г., и уже считало своей. 28 мая 1927 г. по «делу Богословско-пастырского училища» были арестованы архимандриты Гурий и Лев (Егоровы), протоиерей Ф. К. Андреев и другие преподаватели и учащиеся, однако дело развалилось. 19 ноября 1927 г. всех освободили под подписку о невыезде, а через несколько дней на квартире Андреева состоялось первое собрание «влиятельных представителей клира и мирян – противников компромисса с советской властью», которое стало началом организационного оформления нового церковного раскола – «иосифлянского движения»[235]. В результате в августе 1928 г. власти закрыли не только Богословско-пастырское училище, которое за 10 лет дало духовное образование нескольким сотням будущих пастырей и мирян, но и Высшие Богословские курсы.

Совет курсов предупреждал своих студентов о недопустимости их участия в агитации в пользу «иосифлянского движения», однако несколько человек все же в ней участвовали, за что подверглись репрессиям гражданских властей. Скорее всего, это и послужило поводом к закрытию курсов: «И эти Богословско-пастырские курсы, во главе которых я также оставался ректором, тоже просуществовали только 3 года и, сделав один выпуск, были закрыты (в августе 1928 г.) опять-таки вследствие внутрицерковных неблагоприятных условий (появления иосифлянского раскола)», – говорил митрополит Григорий 14 октября 1946 г. в своей речи на торжественном акте открытия Ленинградской духовной академии[236].

Библиотека Петроградского Богословского института, сданная в Книжную палату, была отправлена в Москву. В Ленинграде остались только простейшие богословские курсы[237].

На примере прекращения деятельности Петроградского Богословского института и Высших Богословских курсов, которые смогли существовать при явно антицерковной политике государства, становится особенно ясно видна вся пагубность церковных расколов. После закрытия Высших Богословских курсов, в том же 1928 г., «неутомимый ректор» протоиерей Н. К. Чуков совместно с бывшим преподавателем Богословского института и Высших Богословских курсов В. Б. Шкловским, специалистом по борьбе сектантством, составил Инструкцию в развитие «Положения о Высших Богословских курсах в Ленинграде»[238]. А в 1929 г. протоиерей Н. К. Чуков составил «Положение о Православном Богословском институте в Ленинграде»[239] – институте миссионерского направления без приема в него женщин, которому он хотел придать статус всесоюзного. На осуществление проекта он получил благословение митрополита Ленинградского Серафима (Чичагова), который подписал необходимые для ходатайства бумаги.

В 1929 г. через заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия протоиерей Н. К. Чуков возбудил вопрос об открытии в Ленинграде Православного Богословского института. Предоставленное «Положение» об институте и учебный план рассматривались при участии протоиерея Н. К. Чукова в Административном отделе ВЦИК в Москве, были одобрены, и разрешение на открытие было получено. В речи при открытии Ленинградской духовной академии митрополит Григорий говорил, что «открыть на этот раз институт не удалось за отсутствием подходящего помещения и библиотеки… Ощущался недостаток и в профессуре, из состава которой некоторые умерли (И. Д. Андреев, А. А. Дмитриевский, протоиерей А. В. Петровский)»[240]. Осуществлению этого проекта помешало не только это, а в первую очередь очередной (четвертый с 1918 г.) арест протоиерея Н. К. Чукова[241].

«Так оставалось дело духовного образования до августа 1943 г., когда был созван в Москве Поместный собор для избрания Патриарха, – говорил митрополит Григорий далее в своей речи 14 октября 1946 г. – Вместе с вопросом о церковном Соборе, избрании Патриарха и учреждении Священного при нем Синода правительство вполне сочувственно отнеслось и к предположениям об учреждении богословских школ для подготовки образованных кандидатов священства. Это была одна из самых серьезных церковных нужд, и новоизбранный Свят[ейший] Патриарх Сергий тогда же, на Соборе, поручил мне разработать проект организации духовно-учебных заведений среднего и высшего типа»[242].

Доклад об организации духовно-учебных заведений с приложениями «Положений» и других материалов архиепископ Григорий выслал Патриарху по почте из Саратова уже 1 октября 1943 г., и 22 октября на сессии Священного Синода в Москве доклад был утвержден. Согласно этому проекту, в Москве предполагалось открытие Православного богословского института, а по епархиям Богословско-пастырских курсов. В «Положениях» владыкой Григорием были указаны предметы изучения в обеих школах, и планы занятий: «в Богословско-пастырских курсах – применительно к программам бывших духовных семинарий, в Православном богословском институте – применительно к программам бывших духовных академий с включением и некоторых новых предметов (агиологии, истории русскоц религиозной мысли, аскетики, истории религии) и с более практическим уклоном всего характера преподавания»[243].

Также в докладе владыка представил «сметы расходов на содержание института и курсов с указанием учебных руководств и пособий, и программы для ищущих священства с указанием учебников – на случай невозможности открытия где-либо на местах курсов – для индивидуальной подготовки кандидатов»[244]. Поскольку у владыки Григория на руках имелся утвержденный ВЦИК проект института 1929 г., проблем с властями в этом плане с проектом 1943 г. не возникало. Архиепископ Григорий писал: «Этот доклад был представлен затем в Совет по делам прав[ославной] Церкви при СНК СССР. Туда же сообщены сведения о размерах необходимого помещения, о библиотеке. После, когда в Совете бы­ли Патриарх, митрополиты Алексий и Николай и я, были внесены в Положение дополнения: введено в курс ин[ститу]та и курсов преподавание Конституции СССР и ограничено число студентов до 30 ч[еловек] в Бог[ословском] ин[ститу]те на каждом курсе и до 25 человек на Бог[о­словско]-паст[ырских] курсах – тоже на каждом курсе. Совет сам собрал сведения о необходимом ремонте помещения для ин[ститу]та в Новодевичьем монастыре (игуменский корпус), после того как мы с м[итрополитом] Алексием и зам[естителем] председателя Зайцевым осмотрели его и решили на нем остановиться. Относительно библиотеки мы указали на возможность использования библиотеки б[ывшей] дух[овной] академии и б[ывшей] дух[овной] семинарии; а Совет указал мне договориться с библиотеками Историч[еского] музея, Библиотекой им. Ленина и б[ывшей] антирелигиозной библиотекой»[245].

14 июня 1944 г. в Москве открылись Православный Богословский институт и Богословско-пастырские курсы. Постановлением СНК СССР от 22 марта 1945 г. Московской Патриархии разрешалось открыть Богословско-пастырские курсы в Киеве, Ленинграде, Львове, Луцке, Минске, Одессе и Ставрополе[246]. 10 мая 1945 г. в Ленинграде архиепископ Григорий писал: «Вчера в среду 9.V служил в 1 ч[ас] дня торжественный молебен по случаю капитуляции немцев, говорил слово в Ник[ольском] соборе. Молебен совершил по чину молебна Филаретовского об избавлении от нашествия галлов[247]. На всех произвелобольшое впечатление. При возглашении “вечной памяти” многие рыдали»[248].

С окончанием Великой Отечественной войны дело восстановления духовных школ пошло быстрее: в ноябре 1945 г. открылись Богословско-пастырские курсы в Ленинграде и постепенно еще в нескольких епархиях. 2 апреля 1946 г. в соответствии с «Положением об управлении Русской Православной Церкви 1945 г.» на заседании Священного Синода постановили организовать отделы при Синоде. 3 апреля 1946 г. митрополит Григорий составил «Положение» об Учебном комитете, и 4 апреля на заседании Синода были утверждены «Положения» Отдела внешних церковных сношений, Учебного комитета и Миссионерского совета; на заседании 5 апреля – составы отделов в составе архиерея, двух членов и секретаря. Митрополит Григорий был утвежден председателем Учебного комитета (1946–1955 гг.).

20 июня 1946 г. митрополит Григорий писал: «Все эти дни составлял проект “Положения“ о дух[овных] академиях и дух[овных] семинариях с учебными планами. Вчера закончил и после обеда в Патриархии собрал Уч[ебный] к[омите]т, который принял [эти документы]. Сегодня в заседании Синода я доложил свой проект и, с некоторыми добавлениями, он был целиком принят. Теперь твердая база положена в основание организации дух[овных] академий и дух[овных] семинарий»[249].

На торжественнм акте открытия Ленинградской духовной академии митрополит Григорий говорил: «Сейчас эти курсы в Москве и здесь, в Ленинграде, преобразованы в духовные семинарии, Богословский институт в Москве преобразован в духовную академию, а мы присутствуем сегодня на открытии духовной академии в Ленинграде. Это присвоение нашим духовным школам прежних наименований весьма знаменательно. Оно означает, что новая духовная школа пережила временную форму Пастырских курсов, идет к развитию в сторону семинарского и академического строя в его испытанных и наилучших свойства, и что, имея в виду высшие интересы Церкви, она стремится к высотам прежней богословской образованности с желанием превзойти их в будущем»[250].

Статья приурочена к 65-летию кончины митрополита Григория, отдавшего без малого 65 лет делу духовного просвещения на всех его уровнях, в критическое для России время, на смене эпох. Он ясно видел пути выживания духовных школ в условиях отделения Церкви от атеистического государства, и как никто знал обо всех проблемах дореволюционных духовных школ, стараясь избежать их в воссозданных по его проекту академиях и семинариях. Митрополит Григорий возродил свою аlma mater Санкт-Петербургскую (Ленинградскую) духовную академию и в течение десяти лет являлся ее непосредственным руководителем. Через 30 лет после закрытия духовных академий и семинарий, к 1948 г. в стране открылись две академии и 8 семинарий, а первым шагом на пути восстановления духовно-учебных заведений стал именно Богословский институт в Петрограде.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл писал: «Исключительная роль в возрождении не только Ленинградской академии, но всего духовного образования в нашей Церкви принадлежит митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию (Чукову). Как в свое время святитель Филарет Московский стоял у истоков открывшейся в 1809 году Петербургской духовной академии, так и митрополит Григорий посвятил становлению и развитию богословского образования в возрожденной после Великой Отечественной войны духовной школе всю свою творческую энергию, богатый опыт и знания»[251].

 

 


© Александрова-Чукова Л. К., 2020

 

[1] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде в послереволюционный период (с 1918 г.). Саратов, 1936. Машинопись. Копия. (Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. 3б (Архив митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова). Служение и труды), д. 45, л. 1). Опубликовано в день 100-летия открытия института 16 апреля 2020 г. (Электронный ресурс: https://spbda.ru/publications/protoierey-nikolay-chukov-mitropolit-grigoriy-bogoslovskie-shkoly-v-leningrade-v-poslerevolyucionnyy-period-s-1918-goda/; дата обращения: 25 августа 2020 г.).

[2] Николай Никанорович Глубоковский (1863–1937 гг.), доктор богословия, библеист-экзегет, патролог, историк Церкви, заслуженный ординарный профессор Санкт-Петербургской духовной академии, с 1918 г. – профессор Петроградского университета. Состоял архивариусом Второго отделения IV секции Петроградского отделения Единого государственного архивного фонда, которое объединило архивы бывшего Духовного ведомства, в том числе архив Священного Синода. С апреля 1920 г. и до своего отъезда в августе 1921 г. в Европу преподавал Священное Писание Нового Завета в Петроградском Богословском институте.

[3] Василий (Богдашевский; 1861–1933 гг.), архиепископ Каневский, викарий Киевской епархии, ректор Киевской духовной академии, почетный член Московской, Санкт-Петербургской и Казанской духовных академий.

[4] «‘‘Род ученых’’ не погибнет на свете»: (переписка из двух столиц профессора Н. Н. Глубоковского и епископа Василия (Богдашевского) 1917–1921 гг.) / Вступ. статья, публ. и примеч. Т. А. Богдановой, А. К. Клементьева // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2015. Вып. 3(11). С. 121.

[5] Иван Павлович Щербов (1873–1925 гг.), в июне 1900 г. назначен преподавателем основного и нравственного богословия в Санкт-Петербургской духовной семинарии, также преподавал Закон Божий в женском Исидоровском училище; участник «Религиозно-философских собраний» в Санкт-Петербруге. С 1918 г. заведущий Богословско-пастырским училищем в Петрограде, с 1920 г. проректор Петроградского Богословского института.

[6] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и духовной семинарии. Торжество открытия Ленинградской духовной академии и духовной семинарии // Журнал Московской Патриархии. 1946. № 10. С. 9–10; Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 2–3.

[7] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 3–4.

[8] Там же. Л. 4–5.

[9] Там же. Л. 5.

[10] Петроградский церковный вестник. 1919. № 14, 15; Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. 3а, д. 5, л. 1–4; д. 6, л. 1–4.

[11] Александрова-Чукова Л. К.Григорий (Чуков Николай Кириллович, митр. Ленинградский и Новгородский // Православная энциклопедия. Т. 12. М., 2006. С. 592–598; Александрова-Чукова Л. К.Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды. К 50-летию преставления // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 34. СПб., 2006. С. 53–54, 56–57; Александрова-Чукова Л. К.Митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков), 1945–1955 // Шкаровский М. В., Берташ А., свящ., Александрова-Чукова Л. К.Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. 1913–2013. Т. 2. СПб., 2012. С. 17–52; Александрова-Чукова Л. К. Борьба питомца и последнего ректора Олонецкой духовной семинарии в Петрозаводске протоиерея Н. К. Чукова за Alma mater и епархию // Олонецкая духовная семинария и православная духовность в Олонецком крае: Материалы региональной конференции, посвященной 180-летию Олонецкой духовной семинарии. Петрозаводск, 2012. С. 44–59.

[12] Чуков Н. К., прот. Дневник 1919–1923 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2006. Вып. 34. С. 62–66; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт // Православная энциклопедия. Т. 56. М., 2019. С. 264.

[13] Чуков Н.К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 6; Александрова-Чукова Л. К.Петроградский Богословский институт. С. 264 –265.

[14] Владимир (Сорокин), прот., Бовкало А. А., Галкин А. К. Открытие Петроградского Богословского института в 1920 г. // Христианское чтение. 1997. № 14. С. 124–136; Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 7.

[15] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 7–9; Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 15. Фрагмент. Рукопись (Архив Историко-богословское наследие митрополита Григория (Чукова) © Л. К. Александрова, СПб., 2020) (далее — Архив митрополита Григория).

[16] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 8; Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. 3а, д. 7, л. 1–6.

[17] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 8–9.

[18] Там же. Л. 9.

[19] Макарий (Звёздов; 5 августа 1874 г. – 23 октября 1937 г.), 29 мая 1926 г. хиротонисан во епископа Торопецкого, викария Псковской епархии, позднее епископ Белокопытский и Великолукский, с 15 сентября 1927 г. епископ Муромский, викарий Владимирской епархии, с 1928 г. архиепископ, временно управлял Владимирской и Воронежской епархиями. С 13 февраля 1933 г. архиепископ Ирбитский, викарий и управляющий Свердловской епархией, с 11 июня 1934 г. архиепископ Свердловский и Ирбитский. С марта 1935 г. епархией не управлял. 20 июня того же года арестован, 29 июня уволен на покой. 28 ноября 1935 г. приговорен к 2 годам ссылки в Пермском крае, вновь арестован 30 августа 1937 г. 20 октября того же года постановлением тройки УНКВД по Свердловской области приговорен к высшей мере как "глава к/р фашистской повстанческой организации церковников, ставившей целью свержение Соввласти и установление фашистской диктатуры, организацию террористических актов и диверсий в промышленности, с/х и на транспорте". Расстрелян.

[20] К таким лекциям сам протоиерей Н. К. Чуков начал готовиться еще летом 1919 г., когда вопрос об открытии института еще только ставился: «При служении в Университетской церкви говорю в каждое воскресенье поучения. В то же время подготавливаю материал к возможным лекциям как по истории религий, так и по богословско-философским вопросам вообще... Книг приобрел порядочно, нужных как материал для занятий» (Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…», или до Петроградского процесса 1922 г. и после «Академического дела 1929–1931 гг.» (По материалам дневников митрополита Григория (Чукова) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 4(28). С. 381).

[21] Александрова-Чукова Л. К.Петроградский Богословский институт. С. 266.

[22] Возможно, Федор Панфилович Нестеров (1877—1966 гг.), русский и советский художник-живописец, член Союза художников РСФСР.

[23] Речь идет об Археографической комиссии, которая была создана в Санкт-Петербурге в 1834 г. при Министерстве народного просвещения первоначально для издания материалов, собранных Археографической экспедицией; в 1837 г. утверждена как постоянное учреждение с возложением на нее обязанностей по систематическому изданию письменных источников по отечественной истории.

[24] Виталий Иванович Ромишевский (1876–1951 гг.), сотрудник Археографической комиссии, в годы Великой Отечественной войны ученый секретарь Географического общества. В августе 1941 г. поселился в здании Общества в Ленинграде и во время блокады города, по его собственному определению, стал его «несменяемым дежурным».

[25] Игнатий Лукьянович Тузов (1851–1916 гг.), книгоиздатель и книготорговец. Издавал главным образом богословскую и духовную литературу, творения отцов православной Церкви и переводы иностранных изданий.

[26] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[27] Владимир (Сорокин), прот., Бовкало А. А., Галкин А. К. Указ. соч. С. 124–136.

[28] Там же.

[29] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты (Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 266).

[30] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 9.

[31] Там же. Л. 10.

[32] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 11.

[33] Там же.

[34] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[35] Протоиерей Николай писал: «Чин выработали мы с Б. А. Тураевым смешанный: начало, Христос воскресе со стихами, Великая ектения с двумя прошениями из молебна пред началом доброго дела (1-я и 4-я); прокимен “Сей день...”, Апостол из молебна пред началом учения, Евангелие – Мф., зач. II, сугубая ектенья с прошением из молебна пред началом учения, и молитва из чина Торжества православия с некоторыми выпусками. Три многолетия: Патриарху, митрополиту и причту; учредителям, благотворителям, представителям приходских общин и всей пастве петроградской, учащим и учащимся» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория); Чуков Н. К., прот. Дневник 1918–1922 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2004. Вып. 32. С. 69).

[36] Симон (Шлеёв; 1873– 18 агуста 1921 г.), сщмч., хиротонисан во епископа по единоверческому чинопоследованию и назначен на новоучреждённую единоверческую кафедру епископом Охтинским с подчинением митрополиту Петроградскому; с 1920 г. единоверческий епископ Уфимский; в феврале 1921 г. назначен правящим епископом на ту же кафедру. Убит в Уфе при возвращении в свою резиденцию из кафедрального собора.

[37] Александр Сергеевич Николаев (1877–1934 гг.) с 1918 г. профессор кафедры охраны памятников материальной культуры Института внешкольного образования, с 1922 г. декан общеобразовательного отделения; с 1919 г. профессор по кафедре архивоведения при Петербургском Археологическом институте, с 1920 по 1923 г. проректор, член Археографической комиссии, Союза российских архивных деятелей, Археологического общества, Русского исторического общества. В 19231924 г. организатор Архивных курсов при Ленинградском отделении Центрархива. Член приходского совета Покровско-Коломенской церкви.

[38] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 13; Чуков Н. К., прот. Дневник 1918–1922 годов (Последние годы святительства митрополита Вениамина) // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2004. Вып. 32. С. 69; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 266.

[39] Показания Ю. П. Новицкого на Петроградском процессе 1922 г. (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, д. П–89305, т. 5, л. 390).

[40]Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[41] Там же; В Петрограде на 1922 г. насчитывалось 236 приходов, а с домовыми – более 300 (Архивы Кремля. Кн. 2. Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. М.; Новосибирск, 1998. С. 298).

[42] Устав Общества православных приходов Петрограда и его губернии (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, д. П–89305, т. 5, л. 554).

[43] Там же, л. 385.

[44] Там же, л. 391.

[45] Показания Ю. П. Новицкого на Петроградском процессе 1922 г. (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, д. П–89305, т. 5, л. 391 об.)

[46] Чуков Н. К., прот.Дневник. Тетради 16–17. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[47] Чуков Н. К., прот.Дневник. Тетрадь 15. Фрагмент. Рукопись (Там же).

[48] Там же.

[49] Чуков Н. К., прот.Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[50] Православный церковный календарь на 1921 г. Пг., 1921.

[51] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[52] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Там же).

[53] Геронтий (Лакомкин; 18721951 гг.), епископ Древлеправославной Церкви Христовой (старообрядцев, приемлющих белокриницкую иерархию), епископ Костромской и Ярославский; в 1921 г. епископ Петроградский и Тихвинский.

[54] Чуков Н. К., прот. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[55] Там же.

[56] Чельцов М. П., прот. Воспоминания «смертника» о пережитом. М., 1995. С. 74.

[57] Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, д. П–89305, т. 5, л. 390.

[58] ГА РФ, ф. 550, оп. 1, № 152, л. 3–4. Типографская листовка.

[59] Александрова-Чукова Л. К.Петроградский процесс 1922 г. // Православная энциклопедия. Т. 56. М., 2019. С. 273–278.

[60] Чуков Н. К., прот.Богословские школы в Ленинграде... Л. 13.

[61] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и семинарии. Торжество открытия Ленинградской духовной академии и семинарии // Журнал Московской Патриархии. 1946. № 10. С. 9–10.

[62] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 13–14.

[63] Там же. Л. 14–15.

[64] В период руководства институтом протоиерей Н. К. Чуков составил «Лекции по христианской педагогике» и «Лекции по церковному учительству» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 15. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория)).

[65] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 15.

[66] Там же. Л. 16; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 267.

[67] Там же. С. 267–268; Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 16–17.

[68] Журавский А. В. Братства Православные // Православная энциклопедия. Т. 6. М., 2003. С. 201–213.

[69] Краснов-Левитин А.Лихие годы. Paris, 1977. C. 73.

[70] Брачев В. С. Масоны, мистики, и богоискатели в России. XX век. СПб., 2003. С. 32–33, 36.

[71]Петербургские Религиозно-философские собрания проводились в 1901—1903 гг. по инициативе супругов Мережковских. Всего состоялось 22 заседания; стенограммы опубликованы в журнале «Новый путь», а также отдельным изданием: Записки Петербургских религиозно-философских собраний (1902–1903 гг.). СПб., 1906.

[72] Мейер А. А. Петербургское религиозно-философское общество / Публ. и примеч. Е. С. Полищука // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 112.

[73] Брачев В. С. Указ. соч. С. 47.

[74] Анциферов Н. П. Из дум о былом: Воспоминания / Вступ. ст., сост., примеч. и аннот. указ. имен А. И. Добкина. М., 1992. С. 324.

[75] Брачев В. С. Указ. соч. С. 47.

[76] Половинкин С. М. Вольная академия духовной культуры // Православная энциклопедия. Т. 9. М., 2005. С. 284–286.

[77] Брачев В. С. Указ. соч. С. 44–45.

[78] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 17.

[79] Общество, возникшее в Петрограде в начале 1918 г. по инициативе А. В. Карташева, в котором участвовали И. М. Гревс, В. Н. Бенешевич, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский и др.; просуществовало недолго (Кассиан (Безобразов), еп. Родословие духа: Памяти К. В. Мочульского // Православная мысль. Вып. 7. Париж, 1949. С. 12–16).

[80] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория); Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 267.

[81] Записки Петербургских религиозно-философских собраний (1902–1903 гг.). СПб., 1906.

[82] Чуков Н. К., прот.Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[83] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 267; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 267.

[84] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 387.

[85] С 1911 (или 1913) г. на станции Удельная под Петроградом на Большой Осиповской улице (ныне участок Дрезденской ул., 8) существовало подворье Радочницкого Свято-Антониевского женского монастыря Холмской епархии, который во время наступления немцев в 1915 г., эвакуировали в Петербург; монахини во главе с игуменией Афанасией (Евгенией Степановной Громеко) привезли с собой чудотворную икону Холмской Божией Матери, и монастырь был переименован в Холмский Богородицкий. После захвата подворья обновленцами, которых игумения не признала, община не распалась и продолжала существование как «мои катакомбы», «домашний» монастырь, как игумения писала в письмах к митрополиту Евлогию в 1923 г., противопоставляя свои «катакомбы» официально действовавшему храму обновленцев. «Катакомбы» игумении Афанасии считаются самым ранним документированным употреблением слова «катакомбы»для описания российских реалий XX столетия (Беглов А. В поисках «безгрешных катакомб»: церковное подполье в СССР. Изд. 2, испр. и доп. М., 2018. С. 7, 9).

[86] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 344–345.

[87]Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[88] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 267–268.

[89] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 345–346.

[90] Кассиан (Безобразов), еп. Родословие духа… С. 10–11.

[91] Брачев В. С. Указ. соч. С. 89.

[92] Александрова-Чукова Л. К.«Единение цвета науки и Церкви…»… С. 342–344, 347.

[93] Братство Святой Софии: Материалы и документы. 1923–1939 / Сост. Н. А. Струве. М., 2000; Кассиан (Безобразов), еп. Указ. соч. С. 12–16.

[94] Чуков Н. К., прот. Речь, сказанная Владыке-митрополиту Вениамину в Казанском соборе в ответ на благословение им Богословского института Казанской иконой Божией Матери, поднесенной приходским советом Казанского собора и в день 3-летней годовщины избрания владыки на Петроградскую кафедру 24 мая – 6 июня 1920 г. Машинопись. Подлинник. Л. 1 (Архив митрополита Григория).

[95]Александр (Толстопятов; 1878–1945 гг.), епископ Молотовский. В 1920-х гг. настоятель церкви при Консерватории.

[96] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[97] Там же.

[98] Чуков Н. К., прот.Богословские школы в Ленинграде... Л. 22; Шкаровский М. В. Петроградское (Ленинградское) Богословско-пастырское училище в 1918–1928 гг. // Вестник церковной истории. 2015. № 1/2 (37/38). С. 273.

[99] Там же. С. 274.

[100] Там же. С. 275.

[101] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[102] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 16.

[103] Предположительно это А. Я. Миркович (1792–1888 гг.), генерал-майор, участник войны с Наполеоном; передал свою коллекцию исторических документов Императорской Публичной библиотеке.

[104] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 17–18.

[105] Там же. Л. 18.

[106] Там же. Л. 7–8.

[107] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[108] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 8.

[109] Академический паек периода «военного коммунизма» существовал в 1919—1923 гг. в виде регулярного ежемесячного натурального (продуктами питания) бесплатного пособия ученым от советского правительства.

[110] Чуков Н. К., прот. Положение Церкви и духовенства в Олонецкой губернии. Записка от 22 ноября 1918 г. свящ. М Галкину для представления секретарю Ленина Бонч-Бруевичу // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2006. № 34. С. 132–133.

[111] А. Ф. Шидловский (1863–1942 гг.), ученый-краевед, действительный статский советник, с 1911 г. Олонецкий вице-губернатор; основал Общество изучения Олонецкой губернии, в котором протоиерей Н. К. Чуков был учредителем и почетным членом. В своей записке «О путях на Севере к открытому морю» обосновал экономическую и военную необходимость строительства Беломорско-Балтийского канала и Мурманской железной дороги, входил в комиссию по строительству последней; с 1916 г. Олонецкий губернатор; в январе 1917 г. переведен в Архангельск, в мае 1917 г отставлен. После Октябрьской революции возглавлял Северный отдел КЕПС Академии наук.

[112] Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) основана в 1915 г. при Российской академии наук в ходе Первой мировой войны; размещалась в Петрограде. Основными ее задачами были исследование естественных производительных сил страны, объединение усилий ученых в этой области, создание НИИ, организация информации об отдельных видах сырья. После Октября 1917 г. разрабатывала мероприятия по участию Академии наук в хозяйственном и культурном строительстве, организовывала экспедиции, проводила фундаментальные и прикладные исследования в области естественных и технических наук. Председатель КЕПС в 1915–1930 гг. – академик В. И. Вернадский. В 1930 г. на основе КЕПС и Комиссии экспедиционных исследований Академии наук создан Совет по изучению производительных сил СССР АН СССР, который готовил обоснования для принятия пятилетних планов.

[113] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[114] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 18.

[115] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[116] «‘‘Род ученых’’ не погибнет на свете»… С. 147.

[117] Александрова-Чукова Л. К.Петроградский Богословский институт… С. 269.

[118] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 18–19.

[119] Там же; Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[120] Там же.

[121] Там же.

[122] Сергиевский всей артиллерии собор на углу Литейного проспекта и Сергиевской улицы (ныне улица Чайковского); настоятель протоиерей И. В. Морев (1860–1935 гг.), магистр богословия (1904 г.), духовный писатель, с 1912 г. помощник протопресвитера военного и морского духовенства. Храм не сохранился.

[123] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[124] Там же.

[125] Там же.

[126] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[127] Нестор Александрович Котляревский (1863–1925 гг.), академик, литературовед, историк литературы, литературный критик, публицист. Один из основателей и первый директор Пушкинского Дома (с 1910 г.). Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

[128] Чуков Н. К., прот.Богословские школы в Ленинграде... Л. 23.

[129] Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 386.

[130] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты // Шкаровский М. В., Берташ А., свящ., Александрова-Чукова Л. К. Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. 1913–2013. Т. 2. СПб., 2012. С. 396–398.

[131] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[132] Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: воспоминания. М., 1994. С. 274.

[133] Иван Алексеевич Карабинов (1878–1937 гг.), с февраля 1911 г. экстраординарный профессор Санкт-Петербургской духовной академии, возглавлял кафедру литургики до закрытия Академии в 1918 г.; с 1907 г. член Комиссии по исправлению богослужебных книг; член (эксперт) Предсоборного совета, участник Поместного собора 1917–1918 гг.

[134] «Решили в следующий четверг (12 августа) предложить провести пробные лекции о. Боярскому и о. Лебедеву на тему “Деятельность православного пастыря в условиях современной жизни” (одну, а другую – по собственному выбору)» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)).

[135] Там же.

[136] Александрова-Чукова Л. К.«Единение цвета науки и Церкви…»… С. 389.

[137] И. С. Пальмов (30 января 1855 – 28 ноября 1920 г.), академик по отделеню русского языка и словесности Императорской Академии наук, заслуженный ординарный профессор Санкт-Петербургской духовной академии, доктор церковной истории, крупнейший знаток истории славянских народов.

[138] Артемий (Ильинский; 1870–1937 гг.), с 1917 г. епископ Лужский, викарий Петроградской епархии; в 1922 г. уклонился в обновленчество; с лета 1923 г. обновленческий «архиепископ» Петроградский, с октября 1923 г. митрополит Петроградский. 4 декабря 1923 г. принес покаяние; с 1928 г. епископ Олонецкий и Петрозаводский, с января 1937 г. архиепископ Тобольский и Тюменский. Расстрелян.

[139] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[140] «Род ученых» не погибнет на свете… С. 159–160 .

[141] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[142] Там же.

[143] Чуков Н. К., прот. Дневник. Т. 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[144] Там же.

[145]Чуков Н. К., прот. Дневник. Т. 16. Фрагмент // Александрова-Чукова Л. К.Митрополит Григорий (Чуков)… С. 62.

[146] Чуков Н. К., прот. Слово на Рождество Христово 24 декабря 1920 г. (6 января 1922 г.) Фрагмент // Там же. С. 61.

[147] Порфирий Петрович Мироносницкий (1967–1932 гг.), преподаватель, церковный композитор, литургист, кандидат богословия Казанской духовной академии (1891 г.), в 1894 г. магистр богословия, сверхштатный сотрудник канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода, с 1897 г. сверхштатный сорудник, с 1913 г. постоянный член Училищного совета при Святейшем Синоде; преподаватель Свято-Владимирской церковно-учительской женской школы (попечительницей которой была избрана Е. А. Победоносцева – супруга обер-прокурора Святейшего Синода. Сам К. П. Победоносцев принимал активное участие в жизни школы и завещал себя похоронить у алтаря школьного храма, что и было сделано); с 2 января 1920 г. преподаватель церковного пения, с 27 июля того же года профессор гимнологии и церковнославянского языка Богословского института; преподавал также на богословских курсах Центрального района (бывшего 2-го благочиния), и с 1925 г. – на Высших Богословских курсах. Арестован в феврале 1932 г., 1 марта скончался в тюрьме после допроса; похоронен на Новодевичьем кладбище, недалеко от Свято-Владимирской школы.

[148] Александр Николаевич Чуков (1902–1942 гг.), сын протоиерея Н. К. Чукова, чтец университетской церкви, оперный певец, скончался от голода в Ленинграде в блокаду.

[149] Далее неразборчиво.

[150] Венедикт (Плотников; 1872–1937 гг.), 15 августа 1894 г. рукоположен во иерея, в 1895–1898 гг. служил в Воскресенском соборе в Вытегре; кандидат богословия Санкт-Петербургской духовной академии (с 1902 г.); священник храма святых Ксенофонта и Марии при убежище слепых в Санкт-Петербурге; в 1907 г. переведен настоятелем в церковь апостолов Петра и Павла Санкт-Петербургского Павловского женского института; в 1915 г. возведен в сан протоиерея. С января 1919 г. настоятель Никольского Морского собора и Благовещенской церкви в Кронштадте. В июле того же года назначен ключарем Исаакиевского кафедрального собора в Петрограде. Овдовев, принял монашеский постриг. 28 августа 1920 г. в Исаакиевском соборе хиротонисан во епископа Кронштадтского, викария Петроградской епархии (подробнее о нем см.: Багдасарова Ж. Р., Шкаровский М. В. Венедикт (Плотников), архиеп. Казанский и Свияжский // Православная энциклопедия. Т. 7. М., 2004. С. 580–582).

[151] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[152] Н. Н. Глубоковский был одним из инициаторов соединения Духовной академии с Петроградским университетом и подготовил проект необходимых документов, однако пректу не дано было осуществиться (Сосуд избранный. История российских духовных школ в ранее не публиковавшихся трудах, письмах деятелей Русской Православной Церкви, а также в секретных документах руководителей Советского государства. 1888–1932 /Сост., автор предисл., послесл. и коммент. М. Склярова. СПб., 1994. С. 215–218); Богданова Т. А., Клементьев А. К. Н. Н. Глубоковский и неудавшаяся попытка объединения в 1918 г. Петроградской Духовной академии и Петроградского университета. // Санкт-Петербургский университет. 2004. № 7(36630). С. 42–45).

[153] «‘‘Род ученых’’ не погибнет на свете». С. 146.

[154] Там же. С. 149, 168.

[155] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[156] См. выше дневниковую запись протоиерея Н. К. Чукова от 23 мая 1920 г.

[157] Пребывая в тюрьме после Петроградского процесса, в 1923 г. протоиерей Н. К. Чуков писал в дневнике: «24 мая/6 июня. Среда… В Исправдоме с воскресенья находятся перегоняемые в Зырянскую республику два епископа из Киева – Василий (Богдашевский), ректор Киевской духовной академии и еп[ископ] Димитрий, викарий Уманский, один архимандрит и три протоиерея. Я принял меры, известив разных лиц, и те посылают в эти дни передачи деньгами и продуктами через меня и через других» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 23. Фрагмент. Рукопись. (Архив митрополита Григория)).

[158] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[159] Юлий Михайловича Шокальский (1856–1940 гг.), генерал-лейтенант, член Русского географического общества, с 1917 по 1931 г. его председатель, выдающийся географ, океанограф, метеоролог, гидролог и картограф, основоположник отечественной океанографии. Автор более 1 300 научных работ.

[160] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[161] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 20.

[162] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[163] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 23; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 267.

[164] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[165] Алексий (Симанский; 1877–1970 гг.), 21 февраля 1921 г. назначен первым викарием Петроградской епархии с титулом епископа Ямбургского, с 4 февраля 1945 г. Патриарх Московский и всея Руси.

[166] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[167] Чуков Н. К., прот. Богословские школы Ленинграда... Л. 20.

[168] Там же. Л. 21.

[169] Антоний (Вадковский; 1846–1912 гг.), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский.

[170] Анастасий (Александров Александр Иванович; 1861–1918 гг.), с 13 мая 1913 г. епископ Ямбургский, викарий Санкт-Петербургской (с 1914 г. Петроградской) епархии; последний ректор Санкт-Петербургской духовной академии; доктор славянской филологии и церковной истории, заслуженный ординарный профессор Казанского университета; с 1910 г. ординарный профессор, с 1912 г. ректор Казанской духовной академии. В июне 1918 г. во время торжеств по случаю приезда в город Патриарха Тихона простудился, заболел воспалением легких и вскоре скончался. Тело его из Мариинской больницы с крестным ходом, было перенесено в академический храм Санкт-Петербургакой духовной академии; заупокойную литургию и отпевание совершил 26 июня митрополит Вениамин; похоронен на братском лаврском кладбище недалеко от могилы митрополита Антония (Вадковского).

[171] Часовня над могилой блаженного Матвея Татомира (1848–1904 гг.) на Никольском кладбище лавры.

[172] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[173] Николай Иванович Лазаревский (1868–1921 гг.), профессор правовед, помощник ректора Петроградского университета; в Петроградском Богословском институте преподавал «Разбор иностранных исповеданий». Расстрелян по делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева» 24 августа 1921 г. Тогда же расстрелян был и поэт Н. Гумилев, фамилия которого фигурирует в дневниках протоиерея Н. К. Чукова как участника одного из собраний в Доме ученых. Всего по этому делу ВЧК было арестовано 833 человек.

[174] На Гороховой ул., 2/6 размещалась Петроградская Чрезвычайная комиссия (ПЧК), местный орган ВЧК; создана 10 марта 1918 г. после отъезда ВЧК во главе с Дзержинским в Москву.

[175] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[176]Там же. Отец В. Н. Таганцева писал в дневнике: «В субботу прошлую были большие панихиды по убиенных в Казанском соборе: в 4 часа о князе Ухтомском, а в 5 часов по Лазаревскому, служили их оставшиеся жены. Конечно, общие рыдания были страшные; народу было довольно, особенно длинная была панихида Лазаревской; служил настоятель Казанского собора, какой-то особый чин заочного отпевания. В воскресенье была наша панихида об убиенных Володе и Наде» (Таганцев Н. С. Дневник 1920–1921 гг. / Публ. К. В. Таганцева; подгот. текста Н. Б. Орлова-Вальская; коммент. В. Ю. Черняева // Звезда. 1998. № 9. С. 147).

[177] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[178] Леонид Дмитриевич Аксенов (1876 – после 1941 г.), юрист; служил в Министерстве юстиции, в Синодальной типографии, помощником обер-секретаря Правительствующего Сената; был известен как знаток канонического права, участник Поместного собора; член правления Общества приходов; человек, близкий к Патриарху Тихону.

[179] Священник А. Боярский был арестован почти одновременно с Н. И. Лазаревским по «делу Таганцева», но вскоре освобожден.

[180] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[181] Бовкало А. А. Последний год существования Петроградского Богословского института // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 24. СПб., 1998. С. 506–508.

[182] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде... Л. 23–24.

[183] Там же. Л. 21–22.

[184] Там же. Л. 22.

[185] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[186] Там же.

[187] Там же.

[188] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 18. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)

[189] Там же.

[190] Там же.

[191] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 24.

[192] Там же. Л. 7–8.

[193] Ангелина (Сергеева; 1867–1927 гг.), схиигуменья, духовная дочь и душеприказчица святого праведного Иоанна Кронштадтского; в 1903 г. назначена им настоятельницей женского Иоанновского монастыря на Карповке. Она не только материально поддерживала институт, но и принимала ректора со студентами в монастыре, посещала институтские праздники и вечера. В 1921 г. ректор писал: «20 июля / 2 августа. Вечером в институте было домашнее собрание студентов и профессоров. Были еще: Митроцкий, Преосв[ященный] Алексий и Венедикт, протопр[есвитер] А. Дернов, прот[оиерей] Л. К. Богоявленский, игум[енья] Ангелина с казначеей» (Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 392.). После закрытия монастыря в 1923 г. приняла схиму; осуществляла духовное руководство общины бывших сестер обители вплоть до своей кончины 8 февраля 1927 г.

[194] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 17. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[195] Проект сметы на сентябрь 1921 – январь 1922 г. на содержание института и училища; рукопись рукой И. П. Щербова без конкретной даты (Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 389; Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 269).

[196] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 18. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[197] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский процесс 1922 г. С. 272–278.

[198] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 19. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[199] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде…. Л. 25; Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 18. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[200] Чуков Н. К., прот. Дневник. Фрагменты // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2004. Вып. 32. С. 71; Чуков Н. К., прот. Дневник 1922–1923 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2006. Вып. 34. С. 71–72; Чуков Н. К., прот. Дневник 1921–1922 гг. (Фрагменты) // Казанский собор – храм и памятник русской воинской славы: Сборник материалов научно-практической конференции к 200-летию кафедрального собора Казанской иконы Божией Матери. СПб., 2012. С. 270.

[201] Чуков Н. К., прот. Дневник 1921–1922 гг. (Фрагменты) // Казанский собор – храм и памятник русской воинской славы… С. 249–270; Чуков Н. К., прот. Петроградский процесс 1922 г. Дневник // Наш современник. 1994. № 4. С. 171–173.

[202] Александрова-Чукова Л. К. Изъятие церковных ценностей в Казанском соборе // Казанский собор – храм и памятник русской воинской славы… С. 246–249.

[203] Чуков Н. К., прот. Петроградский процесс… С. 171–173; Чуков Н. К., прот. Дневник 1918–1922 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2004. Вып. 32. С. 66–81; Чуков Н. К., прот. Дневник 1919–1923 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2006. Вып. 34. С. 62–66; Чуков Н. К., прот. Дневник 1919–1934 гг., фрагменты // 300 лет Свято-Троицкой Александро-Невской лавры: Сборник материалов научно-практической конференции. СПб., 2013. С. 160–161.

[204] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский процесс 1922 г. С. 272–278; Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, д. П–89305, т. 5, л. 381–400 об; т. 27, л. 1–14.

[205] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 270.

[206] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский процесс 1922 г. С. 275.

[207] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 25. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[208] Там же.

[209] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 23. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[210] Чуков Н. К., прот. Богословские школы в Ленинграде… Л. 25.

[211] Бовкало А. А. Последний год существования Богословского института. С. 508–509.

[212] ЦГИА СПб, ф. 2279, оп. 1, д. 1–82.

[213] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 23. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[214] Там же.

[215] Иннокентий (Тихонов; 1889–1937 гг.), сщмч., архиепископ Винницкий; в 1922 г. епископ Ладожский; 1 июня арестован по делу Александро-Невского братства; освобожден в марте 1925 г.; по возвращении в Ленинград входил в епископский совет, управлявший Ленинградской епархией под руководством викарного епископа Венедикта (Плотникова).

[216] Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 275–276.

[217] Шкаровский М. В., Берташ А., свящ., Александрова-Чукова Л. К.Указ. соч. Т. 2. СПб. 2012. С. 401.

[218] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетради 22–23. Фрагменты. Рукопись (Архив митрополита Григория); Чельцов М. П., прот. Когда отмени расстрел (Письма к жене из заключения) // Минувшее… Вып. 24. С. 383, 385, 404.

[219] Глубоковский Н. Н.Академик, профессор Борис Александрович Тураев как христианский учитель и ученый // Воскресное чтение (Варшава). 1929. № 11. С. 169–173; № 13. С. 205.

[220]Кассиан (Безобразов), еп. Родословие духа… С. 1–12.

[221] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 24. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[222] 8 сентября 1895 г. кандидат богословия Санкт-Петербургской духовной академии Н. К. Чуков был назначен епархиальным наблюдателем церковно-приходских школ и школ грамоты Олонецкой губернии и за 15 лет добился значительных изменений не только в системе церковно-приходских школ, количество которых увеличилось вдвое (с 161 до 325), но и всего начального образования губернии: численность учащихся увеличилась на 82 %, а все школы грамоты были преобразованы в одноклассные церковно-приходские школы. В 1904 г. на международной промышленной выставке «Детский мир» в Санкт-Петербурге Н. К. Чуков был удостоен бронзовой медали «За руководительство школьных праздников и чтений» (Александрова-Чукова Л. К. Григорий. С. 593).

[223] Александрова-Чукова Л. К.Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды… С. 72–73.

[224] Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 276–281.

[225] Чуков Н. К., прот. Слово пред отпеванием бывшего проректора Петроградского Богословского института Ивана Павловича Щербова 16 апреля 1925 г. // Григорий (Чуков), митр. Избранные слова, речи и статьи. Сборник. Л., 1954. Машинопись (Архив митрополита Григория).

[226] Григорий (Лебедев; 1878–1937 гг.) сщмч., епископ Феодосийский; в ноябре 1923 г. назначен епископом Шлиссербургским, викарием Петроградской епархии, с поручением временно исполнять обязанности наместника Александро-Невской лавры, возвращенной от обновленцев; в феврале 1924 – декабре 1925 г. входил в Епархиальный совет епископов, возглавлявшийся Кронштадтским епископом Венедиктом (Плотниковым).

[227] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 25. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[228] Там же.

[229] Строка из стихотворения молодого М. Ю. Лермонтова 1831-го июня 11 дня: «Мне нужно действовать, я каждый день бессмертным сделать бы желал, как тень великого героя, и понять я не могу, что значит отдыхать».

[230] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 25. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[231] В январе 1915 г. просветительная деятельность протоиерея Н. К. Чукова в Олонецкой губернии получила высокую оценку от ревизора Учебного комитета при Святейшем Синоде П. Ф. Полянского (позднее митропоплит Петр, местоблюститель Патриаршего престола) (Александрова-Чукова Л. К. Григорий. С. 592–593; Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды… С. 36).

[232]Владимир Николаевич Страхов (1883–1938 гг.), протоиерей, магистр богословия, с 1920 г. проректор, с 1922 г. ректор Московской духовной академии; в 1931 г. арестован и выслан в Архангельск. Расстрелян в Ульяновске.

[233] Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды… С. 77.

[234] Там же; Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 27. Фрагмент. Рукопись. (Архив митрополита Григория).

[235] Шкаровский М. В. Иосифлянство // Православная энциклопедия. Т. 26. М., 2011. С. 85–86.

[236] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и семинарии… С. 10–11.

[237] Александрова-Чукова Л. К. Петроградский Богословский институт. С. 271.

[238] Высшие Богословские курсы в Ленинграде. Инструкция в развитие Положения. 1928 г. (Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. 3а, д. 85, л. 1–7).

[239] Православный Богословский институт в Ленинграде. Положение. Проект. 1928–1929 (Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 3, оп. 3а, д. 87, л. 1–5; Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды… С. 80.

[240] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и семинарии… С. 10–11.

[241] Академическое дело 1929–1931 гг.: Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ / Сост. М. П. Лепехин. Вып. 9(1). СПб., 2015. С. 101, 114, 319; Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды… С. 80; Александрова-Чукова Л. К. «Единение цвета науки и Церкви…»… С. 353, 357–358.

[242] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и семинарии… С. 11.

[243] Григорий (Чуков), архиеп. Учреждение духовно-учебных заведений // Журнал Московской Патриархи. 1943. № 3. С. 22.

[244] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 37. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[245] Григорий (Чуков), архиеп. Дневник. Тетрадь 38. Фрагмент. Рукопись (Там же).

[246]Письма патриарха Алексия I в Совет по делам Русской православной церкви при Совете народных комиссаров – Совете министров СССР / Под ред. Н. А. Кривовой; отв. сост. Ю. Г. Орлова; сост. О. В. Лавинская, К. Г. Ляшенко. Т. 1. 1945–1953 гг. М., 2009. С. 42.

[247] Молебен по чину свт. Филарета Московского был с 1815 г. принят Церковью в обиход как «Молебное пение об избавлении Церкви и державы Российской от нашествия галлов и с ними двадесяти язык», написанное святителем в честь победы над Наполеоном.

[248] Александрова-Чукова Л. К. Митрополит Григорий (Чуков): служение и труды... С. 109.

[249] Григорий (Чуков), митр. Дневник. Тетрадь 42. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория).

[250] Григорий (Чуков), митр. Речь на открытии Ленинградской духовной академии и семинарии… С. 1011.

[251] Патриаршее поздравление по случаю празднования 65-летия возрождения Санкт-Петербургских духовных школ (Электронный ресурс: https://old.spbda.ru/news/a-1391.html).

Приложение

 

 

 

№ 1

 

1919 г.Из дневника протоиерея Н. К. Чукова[1]

 

 

 

14/27 декабря 1919 г. Суббота. Вчера был у И. П. Щербова. Пробыл долго: с 12½ до 4½ дня. Беседовали о многом. Он сообщил мне, что, как сообщил А. С. Николаев, в Москве сказали, что необходимо, чтобы ректором Института было лицо духовное, и указали даже на о. В. А. Акимова. По мнению Ив[ана] Павл[овича], о. Акимов не подходит для этого: у него, как и у А. С. Николаева, стремление к показному: поставить широко, блеснуть громкими именами и т. п.; опыта педагогического (административного) нет; нет надежды, что сможет придать заведению желательный дух. Тогда А. С. Николаев остановился на о. Н. В. Чепурине. Ив[ан] Павл[ович] вчера виделся с ним и откровенно беседовал. Отец Чепурин сам отказывается и чувствует себя не совсем хорошо, и материально нуждается, так как один работник в семье (семья большая) и необходимо еще подрабатывать. Ив[ан] Павл[ович] добавил к этому, что и протоиерей он только что, и с Академией еще не покончил(?). Ввиду всего этого он находит, что должность ректора надо взять мне. Я отвечал, что, во-первых, я здесь в Петрограде homo novus; во-2-х, может явиться подозрение, что вследствие землячества с митрополитом я избран под его давлением; в-3-х, я – без ученой степени магистра и не буду чувствовать себя достаточно авторитетным, а в иных буду видеть мысль о несоответствии посту.

 

Ив[ан] Павл[ович] возражал, находя, что в смысле ученой степени мы с нимодинаковы, да и взгляд на это уже у нас составился определенный; землячество с митрополитом едва ли может вызывать разговоры; а «новизна» моя в Петрограде является даже плюсом, так как я ни с кем ни в каких отношениях не состою (из духовенства). Конечно, нашлись бы многие желающие (о. Лахостский, о. Рудинский, о. Платонов), но желательно было бы из своей группы избрать ректора, а у меня – большой административно-педагогический опыт. Он уже дал для ознакомления мой сurriculum vitae[2] А. С. Николаеву и о. Н. В. Чепурину. Во вторник, (17/30 дек[абря]), будет заседание комиссии, и тогда окончательно сговоримся. Я ответил, что вообще меня очень смущает эта роль, но если Господу будет угодно и коллеги остановятся на мне, возражать не буду, постараюсь дать то, что могу, но при условии, чтобы И[ван] П[авлович], как душа всего дела, был проректором. Затем поговорили о секретаре; может быть можно поручить Б. М. Назарову[3] или пригласить И. А. Карабинова с обещанием дать кафедру в дальнейшем. Побеседовали и о библиотеке. У Института сейчас нет ее сов­сем. Надо бы воспользоваться Академической, пока хоть лишь заполучить право для профессоров брать книги на дом.

 

 

 

№ 2

 

1920 г.Из Дневника протоиерея Н. К. Чукова[4]

 

 

 

18 февраля / 2 марта. Вторник. Сейчас только (1 ч[ас] ночи) вернулся домой. День хлопотливый… Вечером состоялась первая публичная богословская лекция. Боялся я очень, что будет мало народу. Но, видимо, опубликованные широко объявления сделали свое дело и зал был полон – человек 150–200. Внимание – напряженное и, несмотря на некоторую трудность изложения и отвлеченность, вышло всего 3 человека. В перерыве уговорились допустить объяснения на вопросы в деликатной плоскости. Обращалось 5 чел[овек]. Все прошло очень чинно. Я в начале и конце попросил спеть молитву. В конце один из слушателей предложил благодарить лектора. Лекция с вопросами и объяснениями продолжалась часа 2,1/5 (с перерывом в 10 м[инут]). Состав был разнообразный, но преимущественно интеллигентный; было несколько духовных. Иные (барышни) записывали. Вообще начало лекций можно назвать вполне удавшимся. Слава Богу! Завтра иду к митрополиту с докладом… 25 февраля / 9 марта. Вторник. И вторая лекция, в четверг, прошла очень удачно. Народу было еще больше. Правда, наряду с интеллигенцией была и средняя публика, которая ищет вообще «назидательного». Один (прежний) выступал с вопросами по поводу темы. После лекции из публики предложили учинять сбор и организовать продажу книг при входе. Лукманов Мих[аил] Ник[олаевич] (торговец в Гостином дворе) дал даже 500 рублей на этот предмет. Передал И. П. Щербову, но, по-видимому, ничего не будет, если сам не возьмусь за это дело. На лекцию хотел прибыть Владыка митрополит, но прислал Пр[еосвященного] Артемия…

 

На дворе и улице проходит санитарная работа: очистка от снега, льда и выгребают мусор. Работал два вечера (понедельник и среду), потом дети. Весна ранняя: еще конец февраля, а снегу почти нет. В прошлом году было холоднее и таяло позже… Была лекция Б. А. Тураева «Монотеистическая струя в древних религиях». Читал интересно, хотя очень быстро. Публика двоякая – интеллигентная и «для познания». Был митрополит и Пр[еосвященный] Артемий. После лекции были вопросы: 1) гимны вавилонские похожи на псалмы еврейские; нет ли взаимного влияния? (Ответ: идейного нет; а сходство объясняется сходством характера падежей – паралеллизм). 2) Не было ли влияния евреев на египтян в смысле монотеизма? (Ответ: возможно, хотя нет документальных данных). 3) Нельзя ли считать еврейский монотеизм как результат влияния монотеизма соседних народов? (Нет никаких исторических данных для доказательства подобной мысли). В общем, очень интересно прошла лекция для публики интеллигентной, но вторая половина публики, конечно, осталась без пищи. Поэтому Владыка-митрополит высказал мне мысль о желательности второго выступления – более популярного и назидательного. Думаю, что это едва ли понадобится с будущей недели, так как лекции будут Чепурина, Мироносицкого и др. на темы более практические, апологетического и назидательного характера…. 5 / 18 марта 1920 г. Четверг. Лекции вполне удались, публике очень нравится, разговоров в обществе много; посещаются и интеллигентами, и средним классом. Лекция Лосского, несмотря на трудность, была ясна и произвела прекрасное впечатление философским обоснованием основных догматов христианства. Чепурин говорил мастерски, живо, драматично. Сегодня Мироносицкий читал, но интересно. Во вторник придется читать мне, так как арх[имандрит] Николай болен и просил заменить его. Сегодня было первое заседание правления Института. Я выработал проект наказа, который был принят… После заседания остались я, Щербов, Новицкий и Андреев и обсуждали вопрос об организации рел[игиозно]-фил[ософского] общества и Братства св. Софии. Наметили лиц, к которым я обращусь с письмом. Наметили платформу для Братства из прежнего устава Св. Софии. Предварительно я доложу Совету, а затем испрошу благословение Владыки-митрополита… 12/25 марта. Четверг. Лекция моя прошла удачно. Говорил около 1 1/4 часа. Пришлось временами справляться с записью. Были и совопросники – и громко, и после лекции. Высказывалась мысль о возможности одного нравственного воспитания детей, без догматизма и вообще без вероучительной стороны. Говорилось, что ребенок воспринимает только внешность, которая потом, с развитием, в юности и не удовлетворяет его. Отвечал. После и по поводу лекции дама какая-то подходила с практическим вопросом, где могла бы она обучать сына Закону Б[ожию]. У меня в связи с этим явилась мысль об организации обучения Закону Божию при Институте (при храме) в качестве практических занятий студентов. В слушатели заявляют желание записаться многие; подают прошение. Во вторник снова было собрание по поводу Общеприх[одского] совещания, явились новые лица: о.о. Боярский, Ивановский, Лев, г. Шпергазе. Мы с Новицким и Введенским провели в правление о. Богоявленского и Бенешевича.

 

 

 

№ 3

 

16 апреля 1920 г. – Речь протоиерея Н. К. Чукова при открытии Петроградского Богословского института[5]

 

 

 

Ваше Высокопреосвященство, Ваше Преосвященство, достопочтенное собрание!

 

Мы испросили сейчас Божие благословение на начало деятельности нового Богословского института. Открытие этого духовно-учебного заведения поистине является для нашей местной Петроградской (по крайней мере) церкви – светлым праздником, потому что возрождается – возрождается в новом виде – духовная школа, потому что нива церковная вновь получает возможность иметь так нужных ей, должным образом подготовленных и соответствующих именно нынешнему времени работников.

 

После всего пережитого церковию за эти последние годы, появление нового высшего рассадника духовного просвещения естественно должно радовать всех верных чад церкви, как радует глаз, как поднимает дух – вливая надежду – даже и небольшой луч света, пробивающийся сквозь густо застлавшие солнце тучи… И не без воли Божией, не без провиденциального значения, думается, открывается наш институт – не в январе, как предполагали, не в феврале, как затем намечалось, а именно в дни Светлого праздника Пасхи, праздника духовного возрождения, праздника победы света и вечной жизни…

 

Если верно, что прогресс, или, во всяком случае, исторический ход жизни идет путем постоянной периодической смены прилива и отлива, подъема и упадка, то последний период духовной жизни человечества, несмотря на все великие открытия человеческого гения, был именно периодом упадка истинной духовной жизни. И появление отдельных великих двигателей человеческой мысли и жизни в этом направлении, появление различных религиозных обществ и даже целых направлений этого рода с целью борьбы с общим течением – только еще более подтверждает справедливость этой мысли.

 

В настоящий момент мы, несомненно, стоим у какого-то страшного предела… Хочется думать, что стоим на грани перехода к другому – противоположному периоду… Во всяком случае, мы достигли уже, по-видимому, крайней точки отлива; и после той ужасной грозы, которую пережили, должен был начаться иной период… Но этот поворот, это будущее зависит от нас. И над этим нам всем надо хорошо подумать… Как гроза очищает воздух, так политические и социальные перевороты встряхивают общество, и в конце концов, очищают его духовную атмосферу, заставляют осмотреться, критически отнестись и осмыслить создавшуюся идеологию жизни (и, может быть, переоценку прежних «ценностей»).

 

И вот мы сейчас как раз находимся в этом периоде «чистки». Не будем доискиваться, кто же, в частности, виноват в происшедшем. Скажем словами Ф. М. Достоевского: «Мы все виноваты» во многом из того, что произошло и в государственной, и в общественной и особенно в духовной-религиозной области. И все, поэтому должны принять участие в работе по этой «чистке», по этому духовному оздоровлению. В религиозной сфере особенно чувствительны были удары только что пронесшиеся и еще дающие о себе знать отдельными раскатами грома грозы, и теперь именно в этой области идет наибольшее движение.

 

Вопросы религиозные, вопросы веры и жизни положительно висят в воздухе; всякая беседа, всякая лекция, где только упоминается имя «Бог», привлекает массы… Жажда очевидна, искание несомненно, запросы громадны.

 

Нужно удовлетворение, нужны ответы, которые дали бы этому исканию разрешение. И это удовлетворение должно быть дано в какой-то иной новой форме, потому что прежняя не удовлетворяла, и не удовлетворила…

 

Это теперь – серьезнейшая задача момента в церковно-религиозной сфере: новый, живой дух должен быть влит в делателей церковных, чтобы ожила жизнь церковная, чтобы после грозы, и очищенной атмосферы духовной ярко засияло Солнце Правды – Христос Бог наш в жизни нашей, чтобы вся наша и внутренняя духовная и вообще церковная жизнь начала дышать свежестью, зеленеть и расти, как природа после грозовой бури…

 

Богословский институт и хотел бы хотя бы в малой степени послужить этой великой задаче.

 

Он ставит себе целью служение св. Церкви в осуществлении ею религиозно-просветительных задач чрез подготовку убежденных, образованных, практически-опытных, горящих духом живой веры, молитвенно настроенных деятелей и пастырей и – чрез разработку и проведение в сознание общества научно-обоснованного решения богословских и церковно-практических вопросов, выдвигаемых современной жизнью.

 

Богословский институт предполагает осуществлять эту цель посредством привлечения и объединения вокруг себя по возможности всех желающих работать в новых условиях церковной жизни, открывая свободный доступ всем желающим послужить церкви; не только юношам, но и взрослым, не только мужчинам, но и женщинам.

 

В своей непосредственной – учебной деятельности Богословский институт ставит своей задачей, прежде всего, уяснение положительного содержания учения св. Церкви, и уже потом разбор и опровержение возражений, выдвигаемых против истин веры, причем эта последняя сторона будет предметом подробной разработки на так называемых практических занятиях, которые вообще предполагается поставить здесь возможно шире. В своей внутренней жизни Богословский институт хотел бы установить дух взаимного сердечного единения между преподавателями и слушателями на почве общей живой веры и горячей любви к церкви Христовой.

 

Весь строй Богословского института создан на строго церковных началах: с одной стороны, тесное каноническое единение с Высокопреосвященнейшим Владыкой как епархиальными архиереем, с другой – живая непосредственная связь с православным народом, с приходскими общинами Петрограда и епархии.

 

Состав слушателей Института в течение первого года определился пока в числе 60 чел[овек], из которых 47 чел[овек] зачислены студентами и 13 чел[овек] – вольнослушателями. Число мужчин и женщин делится поровну: 35 мужч[ин] и 25 женщ[ин]. Возраст разнообразный – от 18 и до 40 и 50 лет. По образовательному цензу – почти половина всего состава (25 чел[овек]) – с высшим образованием, остальные 35 чел[овек] – с разнообразным средним.

 

В таком виде, с такими стремлениями, с такими надеждами Богословский институт выступает на предстоящий ему путь.

 

Сегодня, в день своего крещения, Богословский институт с особенной отрадой видит здесь представителей тех ученых и учебных учреждений, пришедших порадоваться его радостию, внимание которых ему особенно ценно, и в семью которых он вступает сегодня, как младший по возрасту брат. Глубокую благодарность приносит Богословский институт всем своим дорогим гостям, почтившим сегодня его своим посещением: в этом посещении он позволяет себе видеть выражение сочувствия той идее, служить которой Институт ставит своей задачей; это его особенно ободряет на первых шагах.

 

Богословский институт создан для православного верующего народа, для удовлетворения его религиозных потребностей и запросов; он же – этот верующий народ – и хозяин института, обеспечивающий его существование, и направляющий его деятельность. С любовию была принята представителями верующего народа, уполномоченными от приходов, мысль о Богословском институте, одобрен план и характер его деятельности, обеспечено средствами его существование.

 

И вот Богословский институт, готовый во всеоружии выступить на предлежащий ему путь, низким поклоном приветствует здесь представителей приходских общин – своих устроителей и попечителей; от имени святой Церкви и богословской науки позволяет себе принести самую живую горячую благодарность за устройство этого высшего рассадника духовного просвещения, и ждет и в дальнейшем от них благожелательной поддержки и руководящих советов и указаний для наиболее плодотворного служении святой Церкви.

 

 

 

№ 4

 

16 апреля 1920 г.Речь протоиерея Н. К. Чукова, сказанная им в ответ на приветствия Богословскому институту от разных учреждений и лиц[6]

 

 

 

Совет Богословского института с полным вниманием выслушал приветствия, благожелания и пожелания, какие угодно было высказать ему сегодня в этот знаменательный для него день. Он чрезвычайно тронут тем вниманием, какое встретил сегодня здесь от учреждений и лиц, собравшихся на этот наш праздник духовной радости. Ему особенно ценно высказанное сочувствие и приветствие от представителей науки, как залог единения веры и знания, единения, так важного, так необходимого, так остро ожидаемого именно в настоящий момент. С чувством большой радости и высоких упований Богословский институт встретил приветствие от представителя римско-католических приходов Петрограда, усматривая в этом залог того общения и единения, о котором ежедневно св. Церковь молит Господа.

 

С любовию и готовностью Совет института постарается, при помощи Божией, приложить все силы к осуществлению тех пожеланий и тех надежд, какие были высказаны и со стороны Его Преосвященства, Преосвященного Симона, и от приходских общин, и от Комиссии духовно-учебных заведений.

 

С надеждою на помощь Божию и с уверением в своей полной готовности отдать все силы порученному делу, Совет института позволяет себе еще раз принести всем почтившим его своим вниманием свою почтительную и глубокую благодарность.

 

 

 

№ 5

 

1919 г.Устав Общеприходского совещания по делам православных церковных общин Петрограда и его окрестностей[7]

 

 

 

§1. Для попечения о ходе религиозно-нравственной, религиозно-просветительной жизни Петроградской церкви учреждается в г[ороде] Петрограде Общеприходское совещание по отделам Православных церковных общин Петрограда и его окрестностей, действующее в каноническом единении с местным епархиальным архиереем.

 

§2. Членами Общеприходского совещания могут быть все православные приходские общины г[орода] Петрограда и его окрестностей.

 

§ 3. Для достижения преследуемых задач Совещание, с соблюдением действующих декретов и постановлений РСФСР, представляется право в г[ороде] Петрограде и его губернии 1) устраивать богослужебного и религиозно-нравственого характера: публичные собрания, крестные ходы и паломничества, благотворительные, ученые и учебные вспомогательные учреждения и библиотеки, богословские кружки и школы для взрослых и уроки Закона Божия для детей, кружки и братства. 2) Организовывать производство, общую покупку и распределение среди церковных общин предметов, необходимых для богослужения и в связи с этим учреждать иконописные школы и мастерские и мастерские церковной утвари. 3) Издавать, продавать, бесплатно распространять религиозно-просветительного характера журналы, книги и брошюры. 4) Оказывать содействие отдельным общинам в устройстве их приходской жизни. 5) Принимать меры к материальному обеспечению духовенства. 6) Устраивать добровольные сборы на нужды Совещания и 7) ходатайствовать перед светской и духовной властью по отделам Петроградской Церкви.

 

§4. Необходимые для Совещания материальные средства составляются из добровольных взносов приходских общин, пожертвований и поступлений от издательской и просветительной деятельности Совещания.

 

§5. Распорядительным органом Совещания, направляющим его деятельность под руководством епархиального архиерея, является Общее собрание Совещания, состоящее 1) из уполномоченных приходских общин, избираемых из среды членов общин сроком на 2 года и 2) из благочинных членов церквей г[орода] Петрограда и представителя от преподавательской коллегии Богословского института.

 

§6. Общее собрание уполномоченных созывается не менее 4-х раз в год Правлением совещания и определяет порядок деятельности своей, равно как и деятельности избираемых им из своей среды Правления Совещания, а также ревизионной и других, образуемых по мере надобности, комиссий, особым наказом.

 

§7. Правление Совещания, состоящее из избираемых Общим собранием на 2 года 20-ти членов и 10-ти к ним кандидатов, является исполнительным органом Совещания, действующим, согласно наказу, данному ему Собранием, и представляющим последнему отчет о своей деятельности.

 

 

 

№ 6

 

1920 г. – Из Дневника протоиерея Н. К. Чукова[8]

 

 

 

18 февраля /2 марта 1920 г. В 3 часа на Троицком подворье было собрание представителей духовенства «разных направлений» для уяснения вопроса, могут ли они объединиться для общецерковной работы в качестве ядра, которое бы потом могло расшевелить и других спящих отцов. Были: о. А. Введенский, о. Л. Егоров, о. И. Заборовский, о. Н. Ладыгин, о. Д. Кратиров, о. Н. Рудинский, о. Н. Чепурин, Ю. П. Новицкий, А. С. Николаев и я. Не пришли: о. В. Акимов, о. Н. Платонов и о. Н. Ярушевич.

 

После разных разговоров и пессимистических («лебедь, рак да щука», не могут дружно работать – о. Егоров), и безнадежных («духовенство Петроградское не может работать совсем» – о. Заборовский), сошлись в конце концов на том, что у нас есть одно общее, что всегда объединяет – любовь ко Христу (о. Введенский), во имя которой и надо работать. Как сплотиться? М[ожет] б[ыть], на уставе Братства ревнителей, взяв минимум (о. Введенский), может быть, слившись самим в ядро, постепенно привлекать других – духовных и светских, живых и деятельных, и т[аким] о[бразом] составить группу, которая и взяла бы работу Общеприходского совещания. Решили собираться по вторникам, в 3 ч[аса]. В следующий раз о. Н. В. Чепурин доложит дальнейшую программу работ группы и о проповедничестве. В общем, получилось впечатление хорошее, бодрящее.

 

30 мая / 12 июня 1920 г. Суббота. В четверг, 10. VI, в Эстонской церкви вел лекцию о религиозном воспитании; аудитория хорошая. Содержание у меня было то же, но совершенно перестроенное, и говорил без записей. Понравилось.

 

Вчера было совещание группы: А. С. Николаев (инициатор), о. Н. В. Чепурин, о. Лев и Ю. П. Новицкий. Собрались в десятом часу, сидели до 12. Обсуждали необходимость непременно еженедельного посвящения одного вечера обсуждению вопросов для Правления Общепр[иходского] совещания и других. Решили уделять вечер пятницы поочередно друг у друга; следующую у о. Л. К. Богоявленского. По вопросу об отношении к Еп[архиальному] совету было высказано, что едва ли жизнь Еп[архиальных] советов продолжительна, поэтому нет надобности совершенно ставить этот вопрос. При созыве же в сентябре Епарх[иального] собрания, на нем, в сущности, будут те же лица, которые составляют и Общеприх[одское] совещание, если только мы за это время хорошо споемся и несколько раз со­беремся, да наладим нашу машину. Об отношении к Общеприх[одскому] совещанию о. Чепурин указал на более или менее сдержанное отношение Пантелеймоновского прихода, о. С. Бычкова, о. А. Беляева, о. Н. Рудинского, м[ожет] б[ыть], о. Н. Платонова. О самом о. Л. Богоявленском о. Н. Чепурин высказал, что он не особенно надежен в смысле проведения до конца определенного направления и, в случае какого-либо конфликта, может оказаться на другой стороне. В конце А. С. Николаев высказал мысль о необходимости нам быть оч[ень] на высоте.

 

23 июля / 5 августа 1920 г. Четверг. Вчера в 2 ч[аса] дня был в Еп[архиальном] совете по пригласительному письму о. Чельцова, который вообще на этот раз проявил особую любезность. Было совещание по поводу устройства курсов для подготовки преподавательниц Закона Б[ожия] в епархии. Неожиданно меня устроили читать Методику Закона Б[ожия]. Очень хорошую, жизненную программу по литургике представил иеромон[ах] Иннокентий, далекую от семинарского теоретизма. П. П. Мироносицкий тоже будет читать пение и слав[янский] язык. Вечером был у Вал[ентины] Вл[адимировны] Соболевой, нашей студентки и ассистентки Медиц[инского] института. Там А. М. Скородумов[9], тоже наш студент, доктор, читал реферат «Иван Карамазов как религиозный тип». Было соединение институтов Медицинского и Богословского, всего 21 чел[овек]. Был обмен мнений, в котором участвовали Соболева, Андреев, референт, я, доктор Жуковский, женщина-врач (кажется, Введенская?), и особенно ярко в конце Митроцкий о. Михаил. С этим Митроцким за чаем я поближе познакомился и узнал о его законоучительской деятельности. Оказывается, у него обучается около 300 ч[еловек] детей, что при 6000 ч[еловек] прихожан составляет около 6 %, т. е. 2/3 всего числа (нормально 9% детей шк[ольного] возраста). Принимает много искусственных мер для привлечения (поездки, вербы, молитвенники, просфоры при исповеди, особая исповедь, вечера худож[ественные] и литерат[урные] и т. п.). Говорит хорошо.

 

 

 

№ 7

 

26 июля 1920 г.Слово протоиерея Н. К. Чукова при отпевании профессора-академика Б. А. Тураева[10]

 

 

 

Подвигом добрым подвизахся, течение скончав, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, его же воздаст ми Господь в день он, Праведный Судия, не токмо же мне, но и всем возлюбившим явление Его (2 Тимоф. 4. 7–8).

 

Эти необыкновенно смелые слова сказал апостол Павел при конце своей жизни о себе и о всех христианах; и может быть не столько о себе, сколько о всех «возлюбивших явление Господне», в подвиге и с любовию готовящихся к нему. Поэтому не будет дерзновением применить эти слова и к почившему собрату нашему: «подвигом добрым подвизахся, течение скончав, веру соблюдох… прочее убо соблюдается ему венец правды».

 

Почивший Борис Александрович действительно подвизался «подвигом добрым». Он избрал себе тесный путь подвижника науки и неуклонно шел по этому пути до гроба. Он весь отдавался науке и в своей области достиг результатов громадных. Профессор-аскет, он подобно двум древним великим афинским ученикам, и здесь – дома, и за границей, всегда знал обыкновенно только две дороги – в храм науки и в Храм Божий. Подвижник-христианин, он на высоте знания глубже и глубже погружался в веру, и чем больших успехов он достигал, тем большею облекался силою смирения. Когда неверие горделиво бросало свои вызывающие замечания и положения, основывающиеся будто бы на строгих выводах разума, он не стыдился исповедовать, что живет верой, и смело противопоставлял ее разуму, зная, что разум силен только до известных пределов, за которыми он должен склониться пред верой.

 

Так, верою, он прошел всю свою жизнь, и в конце ее запечатлел эту веру свою смиренным служением св. Церкви, облеченный в священный стихарь, в котором лежит во гробе… Самый исход его из жизни запечатлен знамениями веры – св. таинствами Причащения и Елеосвящения… С таким настроением тяжело было переживать почившему последние годы.

 

И мысль об уходе из этой жизни постоянно предносилась ему. «Желание имам разрешитися и со Христом быти», – как бы так вместе с апостолом говорил он, и только смиренно покорялся воле Божией, до времени его державшей в этом мире. Зато в это последнее время он уже всецело ушел в область религиозную и весь жил Церковью, весь жил с Богом. Так почивший подвизаясь «подвигом добрым», «скончал свое течение, соблюл свою веру»…

 

Он жил Богом. И теперь для еще более полной жизни в Боге он взят от нас так рано – по человеческим расчетам, но очевидно – своевременно по судьбам Промысла Божия. Он так стремился туда, что в болезни не раз порывался к Господу, говоря: «Пустите, пустите… я иду служить»… И он ушел… Ушел к Господу, Которому верою служил всю свою жизнь в благочестии, честности и правде!... Блажен путь, в который ушла его чистая душа! Да приимет его Господь «во светлостях святых Своих!», да «почиет же он от трудов своих, дела бо его идут в след его!», «прочее убо соблюдается ему в венец правды, его же воздаст Господь, Праведный Судия, всем возлюбшим явление Его!».

 

 

 

№ 8

 

1922 г. – Из Дневника протоиерея Н. К. Чукова[11]

 

 

 

6/19 апреля. Среда. Вот и Пасха на проходе... Быстро... В Великую субботу литургию служил я… Вечером, в понедельник, я служил вместе с митрополитом на Троицком подворье, а затем был чай в Институте, куда митрополит прибыл «со славой» и где сам прославил. Я приветствовал его речью, где пожелал ему «душевной крепости», а затем коснулся больного, институтского вопроса – слухов о возрождении дух[овной] академии... За чаем митрополит сам заговорил об этом, на что я тотчас же спросил: «Значит, речь идет о закрытии Б[огословского] Ин[ститу]та?» – «Нет. Академия будет ученым учреждением, ибо говорят “о возрождении ученой деятельности Академии”». На это [я] сообщил, что у нас уже разработан вопрос об Ученой коллегии или Академии бог[ословских] наук, куда привлекутся все научные богосл[овские] силы. Речь об этом будет 15 апр[еля][12] в лавре, где устраивается поминовение почивших наставников Академии. Будируют тут лаврские монахи (Лев, Гурий, Иннокентий), которые желают монашескую Академию и без женского элемента. С этой целью во вторник, 12 часов, устраиваем экстренное собрание Совета ин[ститу]та…[13].

 

9/22 апреля… Вечером Президиум Совета Б[огословского] И[нститута]. Ввиду поднимаемого монахами лавры и неустроенными профессорами вопроса о возрождении духовной академии, в спешном порядке проводили проекты об Академии бог[ословских] наук, о присуждении ученых степеней. Во вторник, заседание совета и, м[ожет] б[ыть], придется экстренно ехать к Патриарху. Тут тоже слабость митрополита виновата: можно было сразу покончить всякие толки одним словом… 17/30 апреля… во вторник (25 апреля) было заседание Совета Бог[ословского] института с инцидентами… Затем приступили к вопросу об Академии бог[ословских] наук, и тут С. М. Зарин сообщил, что в пятницу предполагается в Лавре поминовение наставников и питомцев б[ывшей] дух[овной] академии и затем собрание в покоях митрополита по вопросу о восстановлении ученой деятельности Академии, а потому он полагал бы отложить обсуждение вопроса до выяснения его в пятницу. Я воспользовался этим и сообщил, что слухи о восстановлении ученой (а мне говорили об учебной) деятельности д[уховной] академии до меня дошли, как и о собрании, но странно, что я, ректор Б[огословского] И[нститута], до сих пор не получил еще повестки на это собрание, хотя слышал, что приглашение широко распространяется по Петрограду. Очевидно, Институт сознательно игнорируется, и я не считаю возможным ради престижа Б[огословского] ин[ститу]та идти в пятницу даже в том случае, если бы так поздно уже и получил повестку. В этом меня поддержал Приселков, Мироносицкий и др.

 

Затем, переходя к вопросу по существу, я сказал, что по этому поводу я размышлял, кого институт мог бы не удовлетворять? И отвечал себе: 1) Общество верующих? Но оно само рассмотрело и одобрило его план и программу и всегда внимательно относилось к нему; 2) группу профессоров, недовольную, может быть, составом, может быть, отсутствием ученой работы? Но Институт явился в период полной разрухи бог[ословского] образования, когда не было ни студентов Ак[адемии], ни семинарий; пришлось набирать желающих, конечно, пониженно. Но ведь и Академия начинала с семинарии...

 

А теперь уже и мы требуем подготовки богословской, и так пойдет дальше. Самый состав по развитию, конечно, лучше прочих студентов (1/3 с высшим образованием), а по настроению и говорить не приходится. Если среди преподавателей есть лица, не имеющие ученой степени, то ведь можно предположить, чтобы таковые через З года предоставили работы, а если мое ученое недостоинство м[ожет] явиться помехою, то я всегда могу уйти, чтобы предоставить место лицу, могущему импонировать своею ученостью для тех, кому это нужно; 3) м[ожет] б[ыть], кружку лиц, соблазняющихся наличием женского элемента? Но это такой вопрос, который надо решать очень серьезно и с точки зрения потребностей Церкви и церк[овного] общества… 4) м[ожет] б[ыть], платонически вздыхающим по дорогому старому вообще? Но ведь история, если и повторяется, то всегда в каких-то новых формах, наиболее отвечающих потребностям времени, и тогда весь вопрос в том, чтобы уловить эти потребности и по ним строить институт.

 

Во всяком случае, мое мнение, что надо или Институт поддерживать или его закрыть, а двух учреждений одинаковых иметь незачем. Начались прения. За отложение вопроса высказывались Зарин, Верюжский и Лепорский, Аникиев и Пр[еосвященный] Иннокентий; за продолжение обсуждения проекта Ак[адемии] [богословских] наук большинство, и особенно Безобразов, Соколов, Алявдин, Приселков и Андреев. Решили все-таки обсуждать, и обсуждали, и почти приняли, внеся некоторые поправки.

 

На следующие дни вопрос рос и рос. В четверг я неожиданно узнал, что митрополит не служит и собрания у себя не делает, и даже послал кому-то официальный запрос, по чьей инициативе собрание и с чьего разрешения. По-видимому, он увидал объявление в лавре и испугался официальности, потому что на заседание надо было получить разрешение властей.

 

Так и случилось. В пятницу служил Преосв[ященный] Иннокентий. Митрополит вышел только на панихиду. На чае не присутствовал. Чай состоялся у Гурия. Вышло сухо и постно. Зарин поблагодарил за поминовение. Преосв[ященный] Иннокентий ответил, что печально все, но, даст Бог, можно будет в дальнейшем... Ю. П. Новицкий возразил, что, напротив, Общество приходов радуется, что видит объединение и желает этого в дальнейшем в деле разработки бог[ословских] наук, что оно всегда внимательно было к профессорам д[уховной] академии и т. п. Говорил и И. П. Щербов о необходимости единения и о проекте Академии б[огословских] наук.

 

В конце концов, все-таки выяснилось, что инициаторы вопроса – Родосский[14] и Акимов, а за ними – Айвазов[15] и Бронзов[16] и, вообще, про­фессора, не вошедшие в Институт. Они употребляют все меры к разделению. Гурий и Невзоров[17] пустили обвинение, что я и Щербов – ярые противники монашества и что Академия нужна для подготовки ученого монашества(!). Айвазов пустил сплетни, что я и Щербов повлияли на митрополита, чтобы он сорвал собрание. Он же обвинял меня, что я в Комиссии по присуждению ученых степеней «с грязью смешал Академию» (!), когда я вовсе и не присутствовал в комиссии, и что профессора Б[огословского] Института – из профессоров Академии – д[олжны] выйти из состава Б[огословского] Института. Вот люди, еще называющие себя учеными и пускающиеся на такие средства для достижения своей цели! Хорош и С. М. Зарин, играющий двойную игру: вчера несколько часов был у А. М. Скородумова, выпытывал, кто из студентов склонен был бы перейти в д[уховную] академию? Сегодня у Аксенова этот вопрос дебатировался со всех сторон, и пришли к выводу, что можно говорить только о постепенном повышении требований к Б [огословскому] Институту, но не о замене его Академией в старом виде.

 

В четверг, 14/27 апреля, в соборе торжественно праздновали мой 25-летний юбилей священства. Служил Владыка-митрополит с двумя викариями: Алексием и Венедиктом. Сослужили, кроме своих, Знаменский, Чепурин, Пищулин, Зинкевич. На молебен пришли: Аникиев, Митроцкий, Кьяндский[18], Хазов[19], Богоявленский. Молебен с благодарственным прошением.

 

После литургии на солее были приветствия: говорил Владыка-митрополит, вспоминал дни юности и нашу близость, наши беседы и мечты о будущей деятельности. Потом в жизни он все время следил, как эти мечты я осуществлял в жизни. Благословил иконой Спасителя. Сердечно приветствовал Рождественский от причта и поднес просфору. Подчеркивал кротость и смирение. Затем от прихожан, приходского совета, певчих и служащих поздравлял староста Сопетов, поднес икону Казанской Божией Матери и характеризовал мою деятельность разностороннюю раньше и всегда энергичную с вхождением во все детали.

 

Чепурин с Щербовым поднесли икону Цареградской Божией Матери, и первый приветствовал речью о моей деятельности сначала в низших школах, потом в средних и высших. Приводил отзыв Преосв[ященного] Арсения[20] (по-видимому) о моей «исключительной» работе по школам, о моем участии на Общеземском съезде и отстаивании там таких принципов, при господстве которых не было бы раздора между ведомствами, о моем влиянии в семинарии на большее число подготовленных к пастырству, на такт и прочее. Затем от студентов говорил Скородумов (не запомнил о чем) и от Университетской церкви о. Лозинский.

 

 

 

№ 9

 

28/15 июня 1927 г.Слово протоиерея Н. К. Чукова перед отпеванием монахини Дамианы (Соболевой) в Ленинграде[21]

 

 

 

Пред нами, братие, в лице почившей сестры нашей – далеко не обычное явление: человек светский по воспитанию и образованию, весьма далекий от церковного мира по своей профессии, специализировавшийся в науке, в которой многие хотят видеть антипод религиозному мировоззрению. Этот человек, вместе с тем, теперь, в годы как бы официального торжества у нас материалистического мировоззрения, в годы общего смущения и как бы некоторой боязни соприкасаться чему-либо из мира церковного. В эти годы этот человек, доктор и ученый химик, идет в Богословский институт, проходит курс богословских наук, всецело горит отданностью Богу, принимает монашеский сан, работает в области богословия и даже – первая из женщин у нас – получает звание кандидата богословия… «Дух идеже хощет дышит, и глас его слышишь, но не веси, откуду приходит и камо грядет, так и всякий человек, рожденный от Духа» (Ин. 3, 8). Таинственны пути Божественного призвания и не на эту сторону мне хочется обратить ваше внимание, а на то, как отозвалось сердце почившей на этот таинственный, обращенный к ней зов Божий. Погруженная в совершенно иной мир исследований вещества, она не поддалась так частому у нас гипнозу известного воззрения, но сумела посмотреть на мир шире, и смело и искренно признала односторонность материалистического воззрения, мужественно и прямо примкнула к религиозному воззрению, и честность своей мысли довела до решительного шага – принятия монашества…. В наш век расхлябанности на оба колена, когда «суждены нам благие порывы, а совершать ничего не дано», эта честность мысли и решительность характера почившей зовет нас, братие, не только к почтительному преклонению, но и к определенному подражанию… Только такие цельные натуры оставляют след в жизни мира; только такие характеры могут быть «солью земли», и могут влиять и увлекать… Прав поэт, который сказал: «Природа-мать! Когда б таких людей ты иногда не посылала миру, заглохла б нива жизни»[22].

 

 


[1] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 15. Фрагменты. Рукопись. Подлинник. (Архив митрополита Григория).

[2] Послужной список (или краткое описание жизни и профессиональных навыков) (лат.).

[3] Борис Михайлович Назаров (1884 г. – до 1964 г.), военно-морской инженер, служил на Балтийском флоте, с 1916 г. капитан II ранга; член приходского совета Скорбященской церкви; в 1919–1921 гг. учился в Богословско-пастырском училище; затем в Петроградском Богословском институте, муж студентки института Е. А. Заржецкой; также был помощником библиотекаря. В 1925 г. возглавил кружок «ортодоксально-православных людей», который собирался у него на квартире («воскресники» Назарова); в 1929 г. по делу своего кружка, Коллегией ОГПУ приговорен к 10 годам концлагеря. Отбывал срок в Соловецком лагере особого назначения и Белбалтлаге.

[4] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись. Подлинник (Архив митрополита Григория).

[5] Григорий (Чуков), митр. Речь при открытии Петроградского богословского института 16 апреля 1920 г. // Избранные Слова, речи и статьи.

[6] Григорий (Чуков), митр. Речь сказанная в ответ на приветствия Богословскому институту от разных учреждений и лиц 16/3 апреля 1920 года // Избранные Слова, речи и статьи.

[7] Общеприходское совещание. 1919 г. Устав. Машинопись. Подлинник(Архив митрополита Григория).

[8] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 16. Фрагменты. Рукопись. Подлинник (Архив митрополита Григория).

[9] Алексей Михайлович Скородумов (1888—1939 гг.), эпидемиолог-микробиолог, студент Петроградского Богословского института. С 1936 г. директор Иркутского противочумного института, один из организаторов медицинского факультета Иркутского государственного университета; в 1936 г. арестован по обвинению в участии во «Всероссийском антисоветском центре» и этапирован в Москву. Расстрелян. 19 февраля 1923 г. протоиерей Н. К. Чуков писал о нем: «А. М. Скородумов выставлен из ассистентов в Медицинской академии вместе с другими (около 20 человек), разосланными, несмотря на ученость, по разным полкам в глухую провинцию. Он собирается ехать в Иркутск на чумную эпидемию, сообразно своей специальности бактериолога» (Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 22. Фрагмент. Рукопись (Архив митрополита Григория)).

[10]Григорий (Чуков), митр. Слово при отпевании профессора – академика Бориса Александровича Тураева, 26 июля 1920 г. // Избранные Слова, речи и статьи.

[11] Чуков Н. К., прот. Дневник. Тетрадь 19. Фрагменты. Рукопись. Подлинник (Архив митрополита Григория).

[12] Дата указана по старому стилю.

[13] Чуков Н. К., прот. Дневник 1919–1934 гг., фрагменты // 300 лет Свято-Троицкой Александро-Невской лавры: Сборник материалов научно-практической конференции. СПб., 2013. С. 159.

[14] Предположительно Степан (Стефан) Алексеевич Родосский (1882–1926 гг.), потомственный дворянин; сын видного русского библиографа – старейшего библиотекаря Санкт-Петербургской духовной академии Алексея Степановича Родосского (1838–1908 гг.). После смерти отца получил место помощника библиотекаря Санкт-Петербургской духовной академии. После революции служил в Красной армии; в 1920-х гг. работал корректором в типографии газеты «Ленинградская правда».

[15] Иван Георгиевич Айвазов (1972–1964 гг.), богослов, публицист, миссионер, кандидат богословия Казанской духовной академии. Противосектантский миссионер Тамбовской, затем Екатеринославской и Харьковской епархий. С 1912 г. магистр богословия, доцент Московской духовной академии, в 1913–1917 гг. преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии. В 1920–1926 гг. работал в госучреждениях Петрограда (Ленинграда).

[16] Александр Александрович Бронзов (1858–1936/37 гг.), богослов, церковный историк, публицист. С 1883 г. преподавал Священное Писание, немецкий и древнееврейкий языки, библейскую историю в Курской духовной семинарии, с 1886 г. преподавал греческий язык (в некоторые периоды Священное Писание и латинский язык) в Санкт-Петербургской духовной семинарии; с 1894 г. доцент на кафедре нравственного богословия Санкт-Петербургской духовной академии, с 1897 г. экстраординарный профессор, с 1901 г. – доктор богословия, с 1902 г. ординарный профессор; в октябре 1903 – июне 1906 г. член правления Санкт-Петербургской духовной академии; активный публицист. С 1913 г. сверхштатный ординарный профессор Санкт-Петербургской духовной академии; в 1915–1917 гг. член Миссионерского совета при Святейшем Синоде; в 1919–1923 гг. старший архивист Главархива и заведующий архивом бывшей Петроградской духовной консистории, затем в Государственной Публичной библиотеке, архивах Леноблисполкома и Главного управления НКВД.

[17] Арсений Николаевич Невзоров, кандидат богословия Санкт-Петербургской духовной академии, однокурсник о. П. П. Аникиева.

[18] Иван Кириллович Кьяндский (1871–1941 гг.), кандидат богословия Санкт-Петербургской духовной академии, протоиерей, земляк отца Н. К. Чукова; настоятель Иоанно-Предтеченской церкви на Выборгской стороне в Петрограде.

[19] Хазов Василий Тимофеевич (1875–1937 гг.), священник, земляк отца Н. К. Чукова, служил в Александро-Невской церкви при свечном заводе в Петрозаводске; неоднократно был репрессирован. Расстрелян в Оренбурге.

[20] Арсений (Стадницкий; 1862–1936 гг.), 28 февраля 1899 г., будучи инспектором Московской духовной академии, хиротонисан во епископа Волоколамского, третьего викария Московской митрополии, в 1903 г. переведен на самостоятельную кафедру в Псков; в 1905 г. приглашен на пост члена Учебного комитета при Священном Синоде, с 19061–1907 гг. – его председатель и член Предсоборного присутствия, председатель 5-го отдела о реформе церковно-учебных заведений; в 1907 г. возведен в сан архиепископа, избран членом Государственного Совета от монашествующего духовенства. С 5 ноября 1910 г. архиепископ Новгородский и Старорусский. На Всероссийском Поместном соборе1917–1918 гг. был заместителем председателя, один из трех кандидатов в патриархи. С 29 ноября 1917 г. митрополит, Поместный Собор избрал его членом Священного Синода и Высшего Церковного Совета. В 1919–1920 гг. подвергался арестам, в 1922 г. привлечен к суду вместе с Патриархом Тихоном по ложному обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей; год находился в заключении. В 1924 г. вновь арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве; в 1925–1926 гг. находился в ссылке в Ашхабаде, в 1926–1936 гг. – в Ташкенте. С 1927 г. постоянный член временного патриаршего Синода. 11 августа 1933 г. был освобожден от управления Новгородской епархией и назначен митрополитом Ташкентским.

[21] Григорий (Чуков), митр. Слово пред отпеванием монахини Дамианы (в мире Валентины Владимировны Соболевой) 28/15 июня 1927 г. в Ленинграде // Избранные Слова, речи и статьи.

[22] Строка из стихотворения Н. А. Некрасова «Памяти Добролюбова».



Форумы